Легальная дурь

Но дома его ждал еще один сюрприз. Он рассказал все жене, надеясь встретить сочувствие и понимание, а она его не поняла. Ей тоже оказалась милее синица в руке. После этого он перестал с ней разговаривать, а на работе категорически заявил шефу, что будет бороться. Он наотрез отказался передать Старосельцеву все наработки, касающиеся нового препарата. Более того, он скопировал со своего компьютера все, что было необходимо, на новенький внешний накопитель и отнес его на вокзал, где запер в ячейку камеры хранения. Жесткий же диск компьютера отформатировал и забыл о нем. Теперь по крайней мере на ближайшее время он подготовился, хотя и не представлял точно, что будет делать дальше.

Впрочем, кое-что он предпринял. Во-первых, положил шефу на стол заявление о переводе на прежнюю должность. Во-вторых, созвонился со старым дружком, Вадькой Чиндяйкиным, который работал теперь журналистом в одной из городских газет, и договорился о встрече. Он хотел разбудить общественность, подняв шум в прессе.

С самого начала его инициативы не встретили должного понимания. Старосельцев хладнокровно порвал его заявление, заявив, что он тут не в игрушки играет, и велел приниматься новоиспеченному заму за квартальный отчет. К тому же он снова потребовал передать ему все материалы, касающиеся нового препарата. Уже поняв, что переть напролом не стоит, Веденеев хмуро заявил, что материалы передал все до последнего черновика. Шеф сделал вид, что поверил, но еще раз напомнил о неизбежных неприятностях для тех, кто ведет нечестную игру. У Веденеева было собственное мнение насчет того, что называть нечестной игрой, но он промолчал. Шеф все эти дни заметно нервничал, часто отлучался с работы и совершенно охладел к Веденееву и его проекту. Можно сказать, он сделался другим человеком. Человеком, который был Веденееву абсолютно незнаком. С этим человеком Веденеев уже не хотел договариваться.

С Чиндяйкиным они встретились вечером на автобусной остановке возле театра оперетты. Рядом светилось веселыми огнями кафе «Мелодия». Чиндяйкин, круглолицый, веселый, с легкой синевой на выбритых щеках, сердечно обнялся с Веденеевым и подмигнул в сторону кафе.

– По рюмочке, а? За встречу?

– Разговор серьезный, Вадька! – строго предупредил Веденеев. – Может, обойдемся?

– Тем более не обойдемся! – засмеялся Чиндяйкин. – Ты не понимаешь специфики нашей работы… Пойдем, я угощаю!

В кафе Вадьку знали и, несмотря на наплыв посетителей, быстро подыскали отдельный столик, принесли графинчик, какую-то закуску и оставили в покое. Приятели выпили по рюмке. Алексей сделал это скрепя сердце и сразу принялся рассказывать. Чиндяйкин не ожидал такого напора и заметно поскучнел. Но терпеливо выслушал Веденеева и в ответ заметил:

– Ну ты меня озадачил! Честно говоря, не ожидал. Прямо тебе скажу, Леша, ситуация не очень понятная. С одной стороны, абсурд, конечно. Ты людям добро делаешь, а тебя по рукам… С другой стороны, кому-то твое добро поперек горла. На это даже прозрачный намек сделан. И вот это меня немножко смущает. Тут можно запросто шею сломать, если неправильно действовать. Но я тебя понял. Мы старые друзья, и вообще… Я за справедливость. Можно сказать, что справедливость – это мой хлеб. Будем бороться. Но ты каких-то телодвижений пока не делай. Я попробую выяснить, кому твоя работа могла помешать, а потом с тобой свяжусь, и мы выработаем дальнейший план действий. Договорились? Ну и отлично! Давай за это!

Он торопливо наполнил рюмки. Водка не лезла Веденееву в горло, но за такое он не мог не выпить. Однако после этого решительно распрощался, сославшись на семейные дела. Чиндяйкин немного огорчился, но отговаривать друга не стал.

Никаких семейных дел у Алексея не предвиделось. Он просто был слегка разочарован. Ему мыслилось, что журналист должен обеими руками ухватиться за предложенный ему материал и немедленно сварганить из него сенсацию, которая прогремит на весь город. Осторожная позиция приятеля поколебала эти надежды. Раздумывая над этой неопределенностью, Веденеев и ворочался всю ночь на раскладушке, ощущая себя одиноким и покинутым. Никогда раньше с ним такого не случалось. Всегда кто-то был рядом, кто мог поддержать и словом, и делом, жена, товарищи, даже тот же Старосельцев! В какой миг все переменилось? Веденеев чувствовал, что в его жизнь вмешалась какая-то грозная безжалостная сила, но что это за сила, он не представлял и от этого бросался попеременно в две крайности – то уговаривал себя, что шарахается от собственной тени, то обмирал от надвигающейся на него всеобъемлющей беды, от которой не было спасения. И особенно неприятным было то, что не с кем было посоветоваться, поговорить по душам. Его подмывало помириться с женой, но он никак не мог простить Елене ее полного равнодушия к делу его жизни. Оказалось, что ей милее не его талант, а должность, которую ему преподнесли в утешение, и крошечная прибавка в зарплате. Ну, пусть и не такая уж крошечная, но что она значила по сравнению с его формулой!