– С людьми ты умеешь сходиться, – сказал он Валежникову. – Но, думаю, этот капитан Парфенов особый случай. Вымирающий вид. Не сфальшивь – запорешь все дело, да и сам можешь пострадать. Вытяни из него все, что сумеешь, и даже больше. Семья мэра, его бизнес, его родственнички, друзья родственничков, любовницы – все, что можно. Подготовишь материал и срочно мне на проверку. Нужно подать его так, чтобы к нам минимум претензий. Только ссылки на источники в правоохранительных органах и все такое…
– А вдруг Парфенов не захочет сливать информацию? – меланхолично спросил Валежников.
– Куда он денется? Ему это выгодно, – возразил Кусков. – У меня сведения, что он на свой страх и риск действует. Я же говорю, ковбой он, вымирающий вид. Но нам такой тоже полезен. Ты присмотрись.
– Все мы ковбои, – рассудил Валежников. – Свои среди чужих, как говорится. Ладно, ждите бомбу.
– Вот тебе деньги на непредвиденные расходы, – Кусков отсчитал несколько купюр из собственного бумажника и передал их журналисту. – Говорят, наш ковбой совсем не противник алкоголя. Только не переборщите в этом плане – я тебя знаю!
Валежников еще и тем нравился редактору, что также являлся большим поклонником пива «Гиннес», порой даже слишком большим.
– И запиши номер его телефона, – продолжил он. – Не уверен, что тебе стоит соваться в отдел – твою рожу правоохранители слишком хорошо знают. Если ты там появишься, наверняка кто-нибудь смекнет, что дело нечисто.
– Ученого учить – только время тратить, – сказал Валежников, пряча деньги поглубже в карман. – Пойду я. Раньше сядешь, раньше выйдешь, как у них говорят…
Журналист Валежников производил на людей неоднозначное впечатление. Некоторым импонировали его серьезный вид, флегматичность в движениях и разговоре, его непоколебимое спокойствие в любой ситуации. Некоторые же считали его авантюристом, продажным писакой, человеком, на которого никак нельзя положиться. Он и сам до конца не знал, кем он на самом деле является, поэтому любил представляться несколько отстраненно. «Я – охотник, – говорил он. – Бью птицу влет. Шкурку сдаю, а навар мне». Впрочем, его материалы читали с удовольствием все, и враги, и поклонники – перо у Валежникова было бойкое.
Он созвонился с капитаном Парфеновым не в самый подходящий для этого момент. Судя по голосу, у капитана намечались серьезные неприятности. Да и не только по голосу. На первое предложение журналиста встретиться и поговорить капитан послал его матом, и довольно далеко послал. Но Валежников не был бы Валежниковым, если бы не повторил предложения, причем с еще большей настойчивостью.
Парфенову неожиданно понравилось, с какой невозмутимостью встретил отпор продажный журналюга. Он подумал, припомнил статьи Валежникова, которые читал прежде, и решил согласиться.
Валежников предложил встретиться не в ресторане, а в пивной, но в пивной хорошей, где можно было не только выпить, но и спокойно, в уютной обстановке поговорить. Чтобы не переборщить и не скомкать беседу, Валежников из напитков заказал только свой любимый «Гиннес». Ожидая опера, он не волновался. В конце концов, ему всегда удавалось чего-то добиться от людей, которые соглашались на сотрудничество. Результаты не каждый раз получались весомыми, но природный нюх помогал Валежникову угадывать то, что люди не торопились высказывать. Он шел на определенный риск, но обычно оказывалось, что чутье его не подводило. Если же все-таки случался сбой и начинались судебные тяжбы, то по иску расплачивалась редакция, а лучше сказать, спонсор. Это были, так сказать, предполагаемые и допустимые потери, издержки профессии. Гораздо хуже бывало, если расплачиваться приходилось здоровьем. Это тоже были издержки, но трудно восполняемые. Правда, с опытом Валежников научился сводить эти издержки до минимума, но всего предугадать нельзя.
Парфенова Валежников никогда прежде не видел. Судя по характеристике, которую дал тому Кусков, полицейский был не самым приятным человеком. Но реальность выглядела даже более суровой, чем ожидал Валежников. Капитан показался ему человеком неприятным. Сбитая будто из твердого дерева фигура, здоровенные кулаки, непроницаемое лицо и злые глаза – капитан смахивал на матерого регбиста, вышедшего на решающий матч. К тому же он наотрез отказался от пива.
По-хозяйски усевшись за стол, он положил рядом с собой тощую кожаную папку и впился злым взглядом в лицо Валежникова так, будто собирался тут же устроить ему допрос с пристрастием. Журналист привык ко всяким взглядам, но тут почувствовал себя неуютно. Однако он сразу же попытался задать разговору менее официальный тон.
– Я и сам предпочитаю вести дела на трезвую голову, – заявил он. – Но у нас с вами что-то вроде первого свидания, и я подумал, что будет полезно снять напряжение.