— Да я… — парень зло насупился и сжал до побеления кулаки, весьма внушительного размера. У орка нашего не на много крупнее будут.
— Саввушка, — раздался из глубину дома густой бас, — кого там принесло?
— Из сыска пожаловали, — обернулся на оклик парень. — С вами дозволенья побеседовать испрашивают.
— Ну так вели им сюда проходить. Чего на крыльце-то держишь, невежей меня выставляешь?
Саввушка хотел что-то ответить, но передумал. Просто махнул нам рукой, разрешая войти.
— Экая у вас, господа, разнопёстрая компания, — Илья Савватеевич, завидев нас, попытался встать из-за большого овального стола, стоявшего в центре огромной обеденной залы. — Что-то ноги меня не сильно держат, — обиженно посетовал он и, отсалютовав нам зажатой в руке пустой рюмкой, плюхнулся обратно на стул. — Присоединяйтесь, господа. Разделите со мной печаль злую-горькую.
Лебедев широким жестом указал нам на свободные места рядом с собой.
Стоявший на столе большой хрустальный графин, явно наполненный алкоголем и изрядно уже опустошённый хозяином дома, однозначно указывал, к чему именно тот предлагал нам присоединиться.
— Гейка, тащи ещё рюмки господам сыскарям! — лишний раз подтверждая мою догадку, громко крикнул Илья Савватеевич и сердито пристукнул кулаком по столу: — Да поживее там, таракан беременный!
Этот крупный мужик атлетического телосложения и предпенсионного возраста производил на меня двоякое впечатление. С одной стороны, он, как обычный русский мужик, вполне предсказуемо заливал горе водкой, успев уже за короткий срок здорово наклюкаться. А с другой, всем своим видом напрочь рвал мои шаблоны. Я то ожидал увидеть пузатого мужика с окладистой бородой, в красной косоворотке, жилетке да в сафьяновых сапогах. Почему-то именно такой образ возникал у меня в воображении при словах «купец» и «скотопромышленник». А Лебедев больше напоминал зажиточного пожилого интеллигента, не пренебрегающего спортом и одевающегося в модных европейских салонах. Костюм как с иголочки, короткая стрижка, аккуратные бакенбарды, бородка острым клинышком. Только пенсне не хватало для полноты образа.
Но со зрением у Ильи Савватеевича было всё в порядке. А вот с норовом в подвыпитом состоянии, похоже, не очень. Засланный за рюмками Гейка, парнишка чуть помоложе лебедевского сынка, вскорости явился, неся требуемое и щеголяя свежеприобретённым фингалом, расплывшимся по физиономии вокруг левого глаза.
— Ну где тебя носит, свинячья отрыжка? — рыкнул купец недовольно и в общем-то совсем неоправданно, ибо слуга обернулся за считанные секунды.
Споро расставив рюмки на столе, Гейка поспешил убраться с глаз гневливого хозяина, заставив того самостоятельно разливать спиртное и угощать гостей.
Пить в такую рань? Да ещё и водку! Я не смог сдержать недовольной гримасы. Слава богу, Илья Савватеевич даже не заметил её. В отличие от сынка не в меру глазастого.
Саввушка, явно названный так в честь своего деда, вперил в меня такой злобный взгляд, что я чуть было не потянулся к пистолету, лежащему в кармане сюртука.
Гадство! Теперь, если просто сейчас замахну рюмашку, этот передоросль будет думать, что я испугался его пламенного взора. А не выпить с хозяином никак нельзя. Не та теперь ситуация, когда можно вот так запросто отказаться. Нам с Лебедевым побеседовать нужно, а любое слово поперёк будет принято пьяным купцом в штыки. Упрётся рогом, и чёрта лысого мы от него хоть что-то узнаем. А то и вовсе драться полезет с сынком на пару. Ишь, как бычит, сучонок.
Пришлось изображать на лице максимально презрительную ухмылку, чтобы с вальяжной снисходительностью одарить ею наглого купеческого отпрыска. И лишь потом со всей обходительностью обращаться к хозяину дома:
— Илья Савватеевич, мы, конечно, при исполнении, но из уважении к вам и из сочувствия вашему горю не посмеем отказаться. Однако только по одной рюмочке.
— Договорились, — кивнул Лебедев, наполняя все ёмкости с небрежным переливом. — Но до дна. За мою Миланушку. Прошу, господа.
— Весьма и зело соболезнуем, — инспектор Холмов первым поднял предложенную рюмку. — Земля пухом вашей красавице.
Выпили, как здесь тоже принято, не чокаясь. С минуту помолчали, после чего наконец-то все, чин по чину, представились хозяину. Только тот нас особо не слушал, погружённый в собственные мысли и переживания. С которыми, впрочем, не преминул с нами поделиться.