- О, - сказал Мана, помолчал, - это долгая история. В доме Кима живут... Кимура - патернал. Он помогает молодым вампирам, пока те не смогут сами о себе заботиться.
- Разве о них не должны заботиться создатели?
- Должны. Но довольно часто создателю надоедает.
- Разве это правильно?
- Это обычно.
- А ты... тебя тоже отдали? - спросила я и притихла в ожидании резкой отповеди. Господи, и зачем я спрашиваю?.. Мне любопытно или небезразлично? Не могу понять. Но что-то в голосе Маны заставило меня спросить.
Он глянул на меня, я усилием воли подавила желание выпрыгнуть из машины на ходу.
- Почему ты задаешь такие вопросы? Ты не представляешь, к каким последствиям все это может привести.
- Прости. Если тебе неприятно...
- Я же предупреждал тебя. Сколько раз мне нужно еще говорить это?
- Ты думаешь, что я побегу трепаться на каждом углу на эту тему? Или что в следующей книге опишу ваше общество с указанием полных имен и адресами?
Мана свернул в мой двор. Остановил машину. И броском кобры схватил меня, прижав одной рукой, а другой сжимая мое лицо.
- Ну сколько, сколько мне повторять это все, чтобы ты поняла одно - меня надо слушаться беспрекословно? - прошептал он. - Тебе нравится терпеть боль? Ты мазохистка? - он с силой поцеловал меня.
- Я не... Мне не нравится терпеть боль. Просто я не могу понять, почему ты так идиотски себя ведешь, - он чуть разжал пальцы, чтобы я могла говорить. - Вампир, все такое... Великий и ужасный... Нагоняющий страх...
Вместо ответа он вцепился мне рукой в волосы, рванул мою голову назад и опять впился в мою шею. Снова мир протекал лезвием, нет, сверлом ввинчивался в мое бедное сердце. И на этот раз Мана и не думал останавливаться. Я пыталась просить, но из горла вырывался только хрип. От боли я мечтала сойти с ума. Нет, умереть. Нет, я мечтала, чтобы меня никогда не было... Но лишь через целую вечность милосердная тьма окутала меня.
ИСТОРИЯ ДАМПИРА.
Ах, вчера умерла моя девочка бедная,
Моя кукла балетная в рваном трико...
А. Вертинский.
Я не спала. То есть... то есть, я не помнила, как я засыпала, когда проснулась, замерзнув, в кромешной темноте. Первые пару секунд я просто пыталась устроиться поудобнее и нашарить сползшее одеяло. Но когда моя рука коснулась ледяного металла слева, и после, по инерции, вторая рука, взлетев, натолкнулась на такой же металл сверху, на меня лавиной обрушились воспоминания. И та же инерция ужаса, не знаю, какой именно из инстинктов, заставила меня рвануться вперед, отчего я врезалась лбом в "потолок". Раздался гул. Надо мной была пустота. Я упала назад, отрезвленная несколько этим шлагбаумом. Мне было очень, очень холодно. Я судорожно принялась ощупывать свой ящик, перевернулась на живот и начала колотить кулаками в тонкий листок металла, отделяющий меня от привычного мира живых. Господи, да что же это?.. Я в морге. Я помню, как я умерла.
Воспоминания сквозь пелену клаустрофобии и какого-то необъяснимого страха приходили кусками. Я помню... помню... Все началось тогда, в Италии, в Милане. Не так давно. Я заболела... Да, определенно заболела. Простудилась. Вернулась домой... Но нет, не так. По порядку, успокойся, успокойся, Саша Лемех, вспоминай же, вспоминай...
Это был последний рабочий день в Италии. Последняя плановая съемка - я впервые снималась для "Вог", итальянского "Вог", в целой серии сессий, посвященных Неделе высокой моды. Я познакомилась с самой Донателлой Версаче, с Эммой Ли Берк и - о Боже! - с Жан-Батистом Легрелем! Я работала также на двух показах, для домов Версаче и "Легрел", естественно. Я знала, что Жан-Батист на своем главном показе, как обычно, поведет за ручку свою любимую "инопланетянку" Пивоварову, мою тезку, но тогда, на небольшом внеплановом показе, он выбрал меня. На мне было свадебное платье - белое с серебром, короткое и пышное, и черное болеро с цветком из белых страусиных перьев. На ногах - белые босоножки на 12-сантиметровой шпильке с такими же цветками на задниках. На голове - приколотая шпилькой сбоку круглая шляпка-таблетка с пучком черно-белого фатина. Понятно, что в обычном свадебном платье много ума не надо - вышла и плыви себе, только не запутайся. А в этом ужасе - вышла и утешай себя тем, что позор на пять минут, не больше, в Италии тебя никто не знает, а дома, глядишь, никто этот показ и не смотрел... Однако на мне наряд выглядел сказочно. Жан-Батист посмотрел на меня и без лишних церемоний вышел на подиум в конце показа со мной. Ах, как нам аплодировали!.. Конечно, больше ему, но мне было так хорошо стоять там и улыбаться в зал, где собрались весьма влиятельные люди...