Легенда

– Но имеем же мы право обсудить условия Ульрика – и наш голос должен учитываться при решении, принять их или отвергнуть, – твердил он. – Это затрагивает жизненные интересы города, и мы по закону должны участвовать в совете.

– Вы прекрасно знаете, дорогой мой Шинелл, – ввернул Оррин, – что городские старшины имеют полное право обсуждать любые гражданские дела. Данный же вопрос вряд ли подпадает под эту категорию. Однако ваше мнение будет учтено.

Мальфар, краснолицый виноторговец лентрийского происхождения, прервал начавшего было возражать Шинелла.

– Все эти разговоры о правилах и установлениях никуда нас не приведут. Истина в том, что мы здесь на военном положении. Так вот: способны ли мы выиграть эту войну? – Он обвел зелеными глазами лица присутствующих, и Друсс забарабанил пальцами по столу – единственный признак испытываемого им напряжения. – Способны ли мы вести эту войну столь долго, чтобы заключить почетный мир? Я так не думаю. Это бессмысленно. Абалаин сократил армию в десять раз, а флот наполовину. Наш Дрос в последний раз подвергался осаде двести лет назад – и едва устоял. Притом в летописи сказано, что в нем тогда было сорок тысяч воинов.

– Ближе к делу, любезный! – перебил его Друсс.

– Сейчас я перейду к нему, Друсс, и не смотрите на меня так сурово. Я не трушу. Я хочу сказать одно: если мы не можем удержать город и не можем победить, какой же смысл оборонять его?

Оррин взглянул на Друсса, и старый воин подался вперед.

– Смысл такой, что никто не знает, проиграл он или нет, покуда не проиграет. Мало ли что может быть. Вдруг с Ульриком случится удар, или чума поразит надирское войско. Надо попытаться выстоять.

– А как же женщины, дети? – спросил Бакда, стряпчий и собственник, с лицом, напоминавшим череп.

– Женщины и дети могут уйти.

– Куда им идти, скажите на милость? И на какие деньги?

– Боги! – загремел Друсс, вскочив на ноги. – Чего вам еще от меня надо? Уйдут ли они, куда пойдут и как – все это касается только их и вас. Я солдат, и мое ремесло – это драться и убивать. И уж поверьте мне, у меня это хорошо получается. Нам приказано драться до последнего – так мы и сделаем. Быть может, я не слишком разбираюсь в законах и тонкостях городского управления, но одно я знаю твердо: человек, который говорит о сдаче перед осадой, есть предатель. И место ему на виселице.

– Хорошо сказано, Друсс, – кивнул Берик, высокий мужчина средних лет с седыми волосами до плеч. – Я и сам не мог бы сказать лучше. Очень вдохновляет. – Он улыбнулся, а Друсс сел на место. – Однако вот что. Вы сказали, что вам приказано драться до последнего. Но ведь приказ может быть изменен: политика такая штука, что рано или поздно затрагивает вопрос целесообразности. В данное время Абалаину выгодно, чтобы мы готовились к войне. Это может придать ему больше веса в переговорах с Ульриком. Но в конечном счете он может склониться к сдаче. Истина остается истиной: надиры покоряли все государства, в которые вторгались, а Ульрик как полководец не имеет себе равных. Предлагаю написать Абалаину с тем, чтобы он рассмотрел этот вопрос заново.

Оррин послал Друссу предостерегающий взгляд.

– Прекрасно изложено, Берик. Нам с Друссом, как людям военным, это не к лицу, вы же вольны писать кому угодно – и я прослежу, чтобы ваша петиция была отправлена с первым же свободным курьером.

– Благодарю вас, Оррин. Это весьма достойно с вашей стороны. А теперь, быть может, перейдем к вопросу о снесенных домах?

Ульрик сидел перед жаровней в овчинном плаще, накинутом на голые плечи. Тощий как скелет шаман Носта-хан сидел на корточках лицом к нему.

– Я не понял, о чем ты говоришь, – сказал Ульрик.

– Я сказал тебе, что не могу больше летать над крепостью. Мне поставили преграду. Прошлой ночью, кружа над Побратимом Смерти, я почувствовал силу, подобную урагану, и она отбросила меня к внешней стене.

– И ты ничего не видел?

– Нет, но я почувствовал… ощутил…

– Говори!

– Это трудно. В уме у меня мелькнуло море, стройный корабль… и мистик с белыми волосами. Я долго думал над этим. Мне кажется, Побратим Смерти призвал себе на помощь белый храм.

– И их сила превышает твою?

– Она иной природы, – уклонился шаман.

– Если они плывут сюда морем, то должны идти в Дрос-Пурдол, – сказал Ульрик, глядя на мерцающие угли. – Найди их.

Шаман закрыл глаза, освободил свой дух от цепей и воспарил над телом. Бесплотный, он понесся над равниной, над холмами и реками, горами и потоками, вдоль Дельнохского хребта – и вот под ним раскинулось море, сверкающее при свете звезд. Шаман летел все дальше и дальше, пока не обнаружил «Вастрель» по слабому огоньку кормового фонаря.

Быстро снизившись, он стал кружить над мачтой. У правого борта стояли мужчина и женщина. Осторожно прикоснувшись к их умам, шаман проник сквозь палубу и трюм в каюты. Но туда он пройти не смог и лишь легко, будто морской бриз, прошелся по краю невидимой преграды. Она отвердела, и шаман отступил. Он вновь выплыл на палубу, тронул моряка на корме, улыбнулся и полетел обратно к предводителю надиров.

Тело Носта-хана дрогнуло, и он открыл глаза.