Легенда

— Еще какой ответ. Ты ведь не какая-нибудь тупоумная молочница, которую можно обмануть сладкой улыбкой. Ты способна отличать правду от лжи. Почему ты вдруг во мне усомнилась?

— Я не сомневаюсь в тебе, олух! Просто хочу знать, скольких женщин ты любил.

— То есть со сколькими я спал?

— Если угодно.

— Не знаю, — солгал он. — Я ведь не считал. И если ты теперь спросишь «кто лучше всех», то останешься в одиночестве, потому что я сбегу вниз.

Она спросила — но он не сбежал.

Помощник у руля смотрел на них, слышал их смех и тоже улыбался, хотя и не знал, отчего им так весело. Дома его ждали жена и семеро детей, и сердце его радовалось при виде этой молодой пары. Он помахал им, когда они отправились вниз, но они не заметили.

— Хорошо быть молодым и влюбленным, — сказал капитан, неслышно появившись из своей каюты.

— Старым и влюбленным быть тоже неплохо, — ухмыльнулся помощник.

— Ночь тихая, но бриз крепчает. Не нравятся мне вон те облака на западе.

— Они пройдут стороной. Но погода точно испортится и будет подталкивать нас сзади. Еще пару дней авось урвем. Известно тебе, что они едут в Дельнох?

— Да, — кивнул капитан, почесывая рыжую бороду и выверяя курс по звездам.

— Грустно это, — с искренним чувством сказал помощник. — Говорят, Ульрик посулил сровнять крепость с землей.

Слыхал, что он сделал в Гульготире? Убил каждого второго защитника и каждого третьего из женщин и детей. Выстроил всех горожан и велел своим воинам рубить их.

— Слыхал — только не мое это дело. Мы торгуем с надирами уже много лет. Люди как люди — такие же, как все.

— Согласен. Я когда-то жил с надиркой. Огонь, а не женщина, — сбежала от меня с жестянщиком. Я слышал, потом она перерезала ему горло и увела его повозку.

— Это она из-за коня, должно быть. За хорошую лошадь она у себя дома может купить себе мужчину. — Оба хмыкнули и умолкли, вдыхая благодатный ночной воздух.

— И чего их несет в Дельнох? — спросил помощник.

— Девушка — дочь князя. Будь она моей дочкой, я бы уж позаботился о том, чтобы она не вернулась. Услал бы ее куда-нибудь на самый юг империи.

— Надиры придут и туда, и даже дальше. Это вопрос времени.

— Но за это время многое может случиться. Дренаи, несомненно, покорятся им. Ну вот — опять этот проклятый альбинос со своим дружком. У меня от них мурашки бегут по коже.

Помощник посмотрел туда, где Сербитар и Винтар остановились у правого борта.

— Я тебя понимаю. Они все время молчат. Скорее бы уж увидеть, как они сходят с корабля. — Помощник начертил над сердцем знак Когтя.

— Их демонов этим не отгонишь, — покачал головой капитан.

Сербитар улыбнулся, когда Винтар передал ему:

— Нас тут не очень-то любят, мой мальчик, — Да, как и везде. Мне трудно не презирать этих людей.

— Ты должен бороться с этим.

— Я борюсь — это трудно, но возможно.

— Слова, и только. Сказав, что это трудно, ты уже признаешь свое поражение.

— Ты никогда не перестаешь наставлять, отец настоятель.

— И не перестану, покуда на свете будут ученики.

Сербитар усмехнулся, что редко случалось с ним. Над кораблем кружила чайка, и молодой альбинос коснулся ее разума.

В разуме птицы не было ни радости, ни горя, ни надежды. Только стремление утолить голод — и досада от того, что корабль не дает никакой пищи.

Чувство безумного восторга вдруг нахлынуло на Сербитара, чувство всеобъемлющей власти, экстаза и осуществления желаний. Вцепившись в перила, он пошел по следу этой волны и остановился у входа в каюту Река.

— Они очень сильно чувствуют, — передал ему Винтар.

— Негоже нам вникать в это, — чопорно ответил Сербитар, покраснев так, что это было заметно даже при лунном свете.

— Ошибаешься, друг мой Сербитар, Мало что может спасти этот мир — и к этому немногому относится способность людей любить друг друга с великой и неувядаемой страстью. Я радуюсь, когда они предаются любви. Им так хорошо.

— Да ты, оказывается, любишь подглядывать, отец настоятель, — улыбнулся Сербитар, а Винтар рассмеялся вслух.

— Верно. От них, молодых, исходит такая сила...

В уме у обоих внезапно возникло тонкое, серьезное лицо Арбедарка с отвердевшими чертами.

— Прошу прощения, — передал он, — но из Дрос-Дельноха пришла дурная весть.

— Говори, — велел Сербитар.

— Князь умер. И в Дросе есть изменники. Ульрик приказал убить Друсса.

— Соберитесь в круг около меня, — сказал Друсс измученным людям, ковылявшим к нему от стены. — И сядьте, покуда не упали.

Он обвел круг своими голубыми глазами и презрительно фыркнул.

— Эх, подонки! И вы именуете себя солдатами? Пробежались немного — и вам уже конец. Хороши же, черт возьми, вы будете после трех дней и ночей сражения с надирами, которых в пятьдесят раз больше, чем нас!

Никто ему не ответил — да тут и не требовался ответ. Почти все слушали Друсса даже с некоторым облегчением — все передышка от нескончаемой гонки.

— Скажи вот ты, — Друсс указал на Джилада, — какие полусотни представлены здесь?

Джилад оглядел лица.

— "Карнак", «Бильд», "Корбадако.., четвертую не знаю.

— Отлично! — проревел старик. — И что же, никто так и не назовется? Которая четвертая?

— "Сокол", — пискнул кто-то сзади.