Легенда

— А по мне, он просто усталый старик, — сказала Каэсса. — Не понимаю, почему ты взираешь на него с таким почтением.

— Прекрасно ты все понимаешь — просто дразнишься, как всегда. Это свойственно всему твоему полу.

— Ничего подобного, — улыбнулась она. — Кто он, собственно, такой? Воин. Ни больше и ни меньше. Что он такого геройского совершил? Махал своим топором? Убивал людей?

Я тоже умею убивать. Ничего хитрого в этом нет. Однако обо мне почему-то саг не слагают.

— Сложат еще, дорогая, сложат — дай срок.

— Друсс не просто воин, — тихо заметил Хогун. — Мне кажется, он был всегда. Он образец, пример, если хотите...

— Того, как надо убивать?

— Вовсе нет. В Друссе воплотились все, кто отказывается сдаться; кто упорствует в борьбе, не имея никакой надежды; кто предпочитает смерть отступлению. Он доказал, что ни одно поражение нельзя предсказать заранее. Он поднимает дух одним лишь тем, что он Друсс, — и тем, что все видят в нем Друсса.

— Слова, и только! — сказала Каэсса. — Все вы, мужчины, одинаковы. Одни лишь высокие слова. Кто из вас воспоет крестьянина, который годами борется с неурожаями и непогодой?

— Никто, — признался Хогун. — Но ведь это такие, как Друсс, побуждают крестьян продолжать борьбу.

— Чушь! — осклабилась Каэсса. — Высокомерная чушь!

Крестьянин не нуждается ни в воинах, ни в войнах.

— Победы тебе не видать, Хогун, — сказал Лучник, открывая дверь в столовую. — Сдавайся, пока еще можешь.

— В ваших рассуждениях есть одна фундаментальная ошибка, Каэсса, — сказал Оррин, когда они все расселись вокруг стола на козлах. — Вы забываете ту простую истину, что большинство наших солдат и есть крестьяне. Они вступили в армию только на время войны. — Он учтиво улыбнулся и махнул служителю.

— Тем глупее с их стороны.

— Все мы глупцы, — согласился Оррин. — Война — это безумная комедия, и вы правы: мужчины любят выказывать себя в бою. Не знаю почему — я сам никогда такого желания не испытывал, но слишком часто встречал его у других. Однако и для меня Друсс пример, как верно сказал Хогун.

— Почему?

— Боюсь, что не смогу этого объяснить.

— А вы постарайтесь.

Оррин с улыбкой покачал головой, налил всем белого вина и раздал хлеб. Некоторое время все ели в молчании, и наконец он сказал:

— Есть растение, называемое нептис. Его листья, если их пожевать, облегчают зубную и головную боль. Вот и Друсс такой же. Когда он рядом, страх отступает. Лучше я объяснить не могу.

— На меня он подобного действия не оказывает, — сказала Каэсса.

Бреган и Джилад наблюдали с башни за приготовлениями надиров. На стене под руководством дуна Пинара раскладывали зазубренные шесты, чтобы отталкивать вражеские лестницы, а бар Британ распоряжался расстановкой горшков с маслом. Наполненные и закупоренные горшки помещались в плетеные корзинки. Настроение у всех было мрачное. Почти без слов люди проверяли свое оружие, точили и без того острые мечи, смазывали доспехи и пересматривали каждую стрелу в колчанах.

Хогун и Лучник вышли вместе, оставив Оррина и Каэссу, увлекшихся разговором. Они устроились на траве шагах в тридцати от Друсса, и Лучник прилег, опершись на локоть.

— Мне доводилось читать выдержки из Книги Древних, и одна строчка теперь особенно поражает меня: «Придет час, придет человек». Не было еще часа, когда так позарез требовался бы нужный человек. И вот явился Друсс. Как ты думаешь, это провидение?

— Великие боги, Лучник! Уж не стал ли ты суеверен? — ухмыльнулся Хогун.

— Да нет. Просто хотел бы знать, существует ли судьба, посылающая нужных людей в нужное время.

Хогун сорвал и прикусил стебелек пырея, — Ладно, давай обсудим это. Можем мы продержаться три месяца, пока Хитроплет наберет и обучит армию?

— Нет. Не с таким количеством людей.

— Значит, не так уж важно, что такое приход Друсса — совпадение или нет. Возможно, мы и продержимся несколько лишних дней благодаря его усилиям, но ведь этого мало.

— Люди готовы к бою, старый конь, поэтому лучше не повторяй при них подобных вещей.

— Что я, по-твоему, — дурак? Я буду стоять рядом с Друссом и умру, когда придет время, — как и все прочие. Я делюсь только с тобой, потому что ты меня поймешь. Ты человек здравомыслящий — кроме того, ты остаешься здесь только до падения третьей стены. Уж с тобой-то я могу говорить откровенно?

— Друсс удержал Скельнский перевал, когда все говорили, что это невозможно.

— Он держал его одиннадцать дней, а не три месяца. И был тогда на пятнадцать лет моложе. Я не преуменьшаю его подвига — Друсс достоин сложенных о нем легенд. Рыцари Дрос-Дельноха! Видали вы таких рыцарей? Крестьяне и зеленые новобранцы. Только Легион бывал в боях — да и то в кавалерийских стычках с наскока. Мы можем сломаться при первом же приступе.

— Но мы не сломаемся, верно? — засмеялся Лучник. — Мы рыцари Друсса, о которых сложат новую легенду. — Смех его, веселый и раскатистый, стал еще громче. — Рыцари Дрос-Дельноха! Это мы с тобой, Хогун. О нас будут петь. Добрый старый Лучник, он пришел на помощь терпящей бедствие крепости из любви к свободе, благородным делам...

— ..и к золоту. Не забудь о золоте.