Легенда

— Так-то лучше. — Девчонка немного опускает пистолет. — Время признаться кое в чем. Это вы пробрались в банк «Аркадия»?

— Да, — отвечаю я.

— Значит, это вы украли оттуда двадцать шесть тысяч пятьсот республиканских долларов?

— Все верно.

— Это вы два года назад разрушили здание Департамента Интра-Обороны и вынудили правительство отложить казнь четырех воров из сектора Уинтер?

— Да.

— Вы подожгли серию из десяти реактивных истребителей модели F-472 на авиационной базе в Бербанке, которые готовились вылететь к линии фронта?

— Я даже горжусь этим.

— Вы напали на кадета, что стоял на страже на границе зоны карантина в секторе Эльта?

— Я связал его и отнес еду нескольким семьям из зоны карантина. Убей меня за это.

Девчонка называет еще несколько преступлений, некоторые из которых я едва помню. Потом переходит к последнему:

— Это вы во время налета на Центральную больницу Лос-Анджелеса убили капитана? Вы ворвались на четвертый этаж и украли лекарства?

Я поднимаю голову:

— Капитан по имени Метиас?

Девчонка смотрит на меня холодно.

— Именно. Мой брат.

«Вот оно что. Поэтому она меня преследовала».

Я глубоко вздыхаю.

— Твой брат… Я не убивал его… не смог бы. В отличие от твоих ненормальных дружков с автоматами я не убиваю людей.

Девчонка не отвечает. Какое-то время мы смотрим друг на друга. Я начинаю испытывать легкое чувство вины и тут же закрываюсь от него. Странно. Я не должен сочувствовать республиканскому агенту.

Потом Девчонка снова возвращается к действиям и делает знак солдату у двери.

— Заключенный в камере номер шесть тысяч восемьсот двадцать два. Отрезать ему пальцы.

Я бросаюсь вперед, но наручники, прикованные к стулу, меня останавливают. Колено взрывается болью. Я не привык, что кто-то имеет надо мной так много власти.

— Да, это я ворвался в больницу! — кричу во весь голос. — Но я правда не убивал твоего брата. Признаю, я ранил его — да, — мне ведь нужно было сбежать, а он пытался остановить меня. Но я всего лишь ранил его ножом в плечо, и ничего больше. Пожалуйста… я отвечу на твои вопросы. Я ведь все тебе рассказал.

Девчонка снова переводит взгляд на меня:

— Всего лишь ранил в плечо? А ты ничего не напутал?

Ярость в глазах Девчонки настолько глубока, что застает меня врасплох. Я пытаюсь вспомнить ночь встречи с Метиасом… момент, когда он целился в меня из пистолета, а я метил в него ножом. Я сделал бросок… нож попал ему в плечо. Я уверен.

Уверен ли?

Спустя мгновение Девчонка отменяет свой приказ солдату.

— Согласно республиканской базе данных, — продолжает она, — ты погиб от оспы пять лет назад в одном из трудовых лагерей.

Я усмехаюсь. Трудовых лагерей. Либо девчонка верит в эту чушь, либо смеется надо мной. Всплывает старое воспоминание… игла, введенная мне в глаз, холод металлической каталки и огни операционной… но исчезает так же быстро, как появилось.

— Дэниел мертв, — отвечаю я. — Об этом маленьком мальчике я забыл уже давно.

— Когда стал уличным преступником, полагаю. Пять лет. Похоже, ты привык действовать безнаказанно. Стал менее осторожным, да? Ты когда-нибудь работал на кого-то? Кто-то работал на тебя? Ты как-то связан с Патриотами?

Я мотаю головой. На языке вертится страшный вопрос, вопрос который я очень боюсь задавать. Что она сделала с Тесс?

— Нет. Я работаю один.

— Как ты сбежал из лагерей? Как случилось, что ты терроризируешь Лос-Анджелес, когда должен трудиться на благо Республики?

Значит, так Республика думает о детях, проваливших Испытание.

— Какая разница? Сейчас я здесь. А остальное спорный вопрос.

На этот раз я, кажется, задеваю Девчонку за живое. Она пинает мой стул, пока он не упирается в стену и ударяет меня о нее головой. У меня искры летят из глаз.

— Я скажу, почему это важно, — бросает она. — Это важно потому, что, не сбеги ты из лагеря, не пришел бы, чтобы убить моего брата. Это важно потому, что сейчас он был бы жив. И я не хочу, чтобы еще какой-нибудь ублюдок из гетто сбежал из лагеря… Я не дам этому повториться никогда!

Я смеюсь Девчонке в лицо. Боль в колене освобождает гнев.

— О, так вот что тебя тревожит? Кучка не прошедших Испытание детей, которые сбежали от своей судьбы? Своей смерти? Это десятилетние дети — опасные ублюдки, да? Я повторю еще раз: ты ошибаешься. Я не убивал твоего брата. А ты убила мою мать. Ты тоже могла направлять в нее пистолет!

Лицо Девчонки застывает. Но под этой маской я вижу какую-то боль, словно задел ее за живое. На мгновение она выглядит как та девушка, которую я встретил на улице. Она наклоняется ко мне, так близко, что ее губы задевают мое ухо и дыхание щекочет кожу. По моей спине бегут мурашки. Девчонка понижает голос до шепота, чтобы лишь я мог ее слышать.