— Братец, — сказал он ему льстиво, — ты самый рассудительный из нас, повидал мир и лучше всех понимаешь, что дольше так продолжаться не может. Проклятый охотник оказался опасней, чем мы думали. А среди наших нашлись продажные души, они говорят, будто не желают больше подвергать свои дома и себя риску. Я не вижу другого выхода, кроме как заманить опять этого парня на охоту. Что ты думаешь на этот счет?
— Я так полагаю, ага, — отозвался Мустан-чавуш, — тебе следует пойти на мировую. И наши, и гёкдерейцы мечтают об этом. А как только воцарится в наших селениях покой, Халиль заскучает. Вот тут-то его и потянет опять на охоту.
— Видно, ты прав.
— Пусть Ходжа Сюлейман поедет к ним мириться.
Пришлось старому Сюлейману опять сесть в седло. С ним вместе поехали двое или трое почтенных односельчан. Они направились прямиком к дому старосты Гёка Хюсейина и так сказали ему:
— Передай своим людям, что отныне мы, сарыджалийцы, больше их не тронем. Хватит литься человеческой крови. Мы отступаемся от невесты Халиля. Мы были не правы. Эти двое достойны друг друга, пусть поженятся.
Сказав все это, они повернули коней вспять, а Гёк Хюсейин заспешил на деревенскую площадь, где уже собрался народ — всем не терпелось узнать, какую весть привезли посланцы Караджи Али.
— Они предлагают нам мировую, — объявил староста. — Больше вам ничто не грозит, братья. Прячьте свое оружие.
— Не мы зачинали вражду, — выкрикнула Султан Кары, — не нам ее и кончать! Как только этот нечестивец взял в толк, что ему не совладать с Халилем, так сразу на попятную пошел. А ты, Гёк Хюсейин, заруби себе на носу: не след отдавать чужих невест всяким там проходимцам!
Она повернулась и зашагала прочь, а возбужденная толпа проводила ее одобрительным гомоном.
— Наша старуха Султан, как всегда, права, — говорили люди. — Смелости ей не занимать.
А Султан Кары уже торопилась к Халилю.
— Подари мне, сынок, какую-нибудь из твоих поделок.
Халиль засмеялся:
— Готов тебе хоть сотню подарить.
— Только выслушай меня спервоначалу. Караджа Али прислал своих гонцов к Гёку Хюсейину с предложением мира. Все уже знают об этом.
— Что ж, коли они первые запросили мира, надо уважить их просьбу. Видать, уразумел Караджа Али, что не ему с нами тягаться.
— Да уж где ему! — отозвалась старуха. — А теперь, сынок, пора свадебный пир готовить.
— Нет, матушка, — замотал головой Халиль. — Где это видано — весной свадьбу играть! Свадьбы справляют осенью. Так уж спокон веков ведется. А потороплюсь — люди подумают, что я струсил.
— Тогда обещай, сынок, что до самой свадьбы не станешь ходить на охоту.
— Обещаю.
Мать и сестра Халиля, незадолго перед тем выйдя из дому, вмешались в их разговор:
— Не верь ему, Султан-апа. На обещанья он горазд. Его все время в горы тянет, с утра до вечера охотничьи песни распевает. Потребуй с него клятву.
Султан Кары вцепилась в ворот Халилевой рубашки:
— Ах ты паршивец! Немедля дай клятву, что не пойдешь на охоту. Клянись!
Халиль молчал.
— Клянись, тебе говорят!
Но чем больше настаивала Султан Кары, тем упорней отмалчивался Халиль. Наконец она отступилась.
— Глупый мальчишка! Неужели не разумеешь, что над тобою беда неминучая витает?!
Так и не добившись ничего, Султан Кары поспешила к Зейнаб.
— Бедная ты моя, — сказала она, — теперь я вижу, что не след вверять свою судьбу в руки этого глупца. Нет для него ничего святого. Не о тебе все его думы — об оленях. Не о свадьбе мечтает — об охоте. Вай, бедная девочка! Разнесчастная моя! Пропадешь ты с этим одержимым. Пригрози ему, что не станешь его женой, если он пойдет на охоту. Поняла?
— Не могу, — заплакала Зейнаб.
— Ах не можешь?! — рассердилась старуха. — Так пеняй же на себя! Ежели удастся его удержать, так, может, горе и минует вас. Скажи как я велела!
— Не могу…
— Караджа Али убьет его, если он прежде сам не отыщет свою погибель в горах. «Если пойдешь на охоту, не стану твоей женой» — вот так должна ты сказать Халилю.
— Не повернется у меня язык такое сказать!
— Едва от одной беды убереглись, уже норовите новую на себя накликать! — гневно выкрикнула старуха. И ушла.
Злосчастный Халиль, смелый охотник! Караджа Али не из тех, что прощают обиды. Жаль бедного парня, но что она, старуха немощная, может поделать? — думала со страхом Султан Кары.
Халилю не давали покоя слова старухи, и в конце концов он дал зарок до самой свадьбы не ходить на охоту.
Но однажды утром к нему в дверь постучал сын старосты.
— Халиль! — позвал он. — Я собрался в горы. Пострелять оленей. Пошли вместе.
— Нет! — с трудом выдавил из себя парень.
— Мы же друзья. Без тебя какая охота? Неужто правду говорят, что ты трус?
Халиль только бросил злобный взгляд в ответ, и сыну старосты пришлось уйти ни с чем. Продолжал бы настаивать — пожалуй, схлопотал бы затрещину.
Тихий вечер, все вокруг объято покоем, один лишь Халиль в смятении, никак места себе найти не может. То по двору слоняется, то в конюшню зайдет, погладит коня. Никак не идут у него из головы слова Хюсейинова сына. До утра не заснул.
Нынче сын старосты Гёкдере гость в доме Караджи Али.