— Ещё смеешь жаловаться? Скажи спасибо, что под трибунал не попал! Вот тогда бы заскулил… Ой, как заскулил. — выдохнул Хук и отвернулся: — Тебе пятьдесят лет. ПЯТЬДЕСЯТ! А всё ведешь себя, как типичный персонаж из компьютерной игры. Ты сам выбрал этот путь! Сам пошёл учится. Знай твой бывший наставник во что ты превращаешься — он бы сильно разочаровался!
— Буду пацифистом. Идёт?
— Просто слушай, что тебе говорят! Я же о тебе переживаю… Ты толковый парень. Я серьезно! В тебе есть стержень, есть хорошие черты характера. Ты качественный и ценный сотрудник, но… Твоя агрессия и несдержанность просто губит всё на корню. Скажи, когда ты был начальником крупной организации, ты вел себя так же?
— Нет. Это совершенно другое. — ответил я, вспоминая, как держал в ежовых рукавицах свой коллектив.
— Так почему ты здесь не можешь себя вести сдержанно? Элеонора жаловалась, что ты сводишь её с ума! А Форкс вообще называет тебя маньяком.
— Ты знаешь. У меня мерзкий характер. Меня так воспитали. Сам же мне втирал о том, что родители — кузнецы будущего. Так чего опять завел свою шарманку?
— Эх… Васильев тебя разбаловал. В общем, я больше не твой наставник, поэтому отныне вся ответственность только на тебе. Ещё раз убьешь человека за то, что он как-то косо на тебя посмотрел — пеняй на себя. С Васильевым я буду разговаривать уже совершенно другим тоном! — проурчал Хук.
— Да, Папуль. Буду стараться вести себя хорошо. — усмехнулся я.
— Скажи честно — ты тусишь с Лией, просто потому, что она дочка Васильева? — здоровяк вопросительно взглянул на меня.
— Нет.
— А почему?
— Потому что она единственный человек, с кем можно обсудить «Заводной апельсин» или… Скажем, «Консервный ряд». Она уникальный и интересный человек.
— А ещё еле ходит и выглядит, как смерть! Слушай… разобьешь девочке сердце — мы же от тебя живого места не оставим. Будь аккуратнее, хорошо?
— Мы просто друзья. — честно признался я: — Хук, ну ты чего? Взрослый же мужик! Знаешь всё.
— Про дружбу между мужчиной и женщиной можно говорить, только когда им обоим под шестьдесят. Мне наплевать, с кем ты отжигаешь в Бурлеске. Наплевать на дочку Карпова, которая стряпает тебе ужин каждый день. Но Лия — это другой разговор. — Хук умел быть убедительным: — Хоть одна слезинка упадет из-за тебя — лично шкуру спущу!
— Вот уже даже не смешно. Ей богу! Я хоть раз кого-то бросил? Или сделал кому-то больно? Это меня жена опрокинула с двумя детьми! Это я должен орать о предательствах женщин. Но, как видишь — всё хорошо. Я отношусь к своему прошлому с пониманием.
— Всё шутки шутишь? Молодец… — наставник устало потер переносицу двумя пальцами и зажмурил глаза: — В общем, с этим закончили. Теперь к основному… Скажи, на кой черт тебе сдался этот Бош?
— Потому что он хороший напарник.
— Потому что он очередная бесхребетная сволочь, которой ты будешь помыкать, дабы сделать рейтинг. Марк… Тобиас в последнее время стал слишком жестким. Я не знаю, что с ним случилось, но Элеонора утверждает, будто парень наконец-то обрел себя.
— Ой, давай не будем сейчас придумывать? Если человек бесхребетная сволочь — он таковой и останется до конца жизни. Нет, конечно, небольшой шанс есть! Но точно не в этом тепличном мире. Тут, если ты не преступник, тебе будут жопу целовать. А в таких условиях люди становятся только хуже. Поверь мне на слово.
— Видимо, Бош исключение из правил. В любом случае, я твой выбор не одобряю. Ты, конечно, теперь птица вольная. Наставника у тебя больше нет. Но всё же советовать никто не запрещает. А ты знаешь — я хрени не посоветую! Уж будь уверен.
— Я уже вырос, Хук. Пора принимать решения самостоятельно.
— Ладно… Но я всё же поговорю с Пылаевым, и дам ему наводку на человека, который сможет изменить тебя в лучшую сторону. Вернее, это будет обоюдная помощь! Дуэт двух разбитых сердец и переломанных жизней.
— Ты про Колыбалова? — ужаснулся я. Ох… Неудавшийся романтик и поэт был грозой всех местных девушек. За последние два месяца его отвергли тридцать два раза. Конечно же, за свой «успех» у женщин он получил погоняло — Казанова.
— Упаси… Нет! — отмахнулся Хук: — Я пока ничего не скажу. Сам же гарцуешь тем, что вырос. Вот и посмотрим, насколько я стал слеп и глух.
— У меня свои взгляды на жизнь, а у тебя свои. Ты дал мне основу. Научил главному. А теперь самое время принимать решения самому. — строго ответил я.
— Эх… Будь ты обычным ребенком, проблем было бы гораздо меньше. Обучать дяденек с грузом прошлой жизни… И как я вообще на такое пошёл? — грустно усмехнувшись, здоровяк вытащил из кармана небольшую коробочку: — Найтмонгер дал мне это, когда я только заступил на службу в кадетский корпус. Мы были самым первым выпуском… В то время дикарей не было. Да и преступники ещё особо не показывались. В общем-то, мы служили в довольно приятных и легких условиях. И… к сожалению, со временем я расслабился. Мы все расслабились.