Легенда Кносского лабиринта

Ариадна, раскрасневшись и тяжело дыша, стояла у окна, держа в руках очередной метательный снаряд — какой-то кувшин. Количество черепков на полу наводило на мысль, что она принесла с собой для разговора половину гончарной лавки. Тесея я заметил не сразу, даже хотел заглянуть под кровать — вдруг сестренка уже прикончила афинского героя, и теперь с помощью разбитой посуды заметает следы преступления? Но, обернувшись, увидел, что трезенец еще жив, только слегка растрепан и поцарапан. Видимо, он прятался от аргументов рассерженной женщины за парадным щитом, до того мирно висевшим на стене. Быки в дурном настроении явно казались ему сейчас более приятной компанией, чем хрупкая девушка. Не знаю, чего мне хотелось больше: отобрать у Ариадны последний кувшин и разбить его — хорошо бы о чью-нибудь голову — или от души посмеяться над «великой битвой». Не сумев сделать выбор, я выглянул во двор, подозвал к себе одного из рабов и коротко приказал ему отвести гостя ко мне в комнаты, сдав с рук на руки охране. Тесей молча повиновался моему жесту и, не оглянувшись, пошел за провожатым. Сестра рванулась было следом, но я решительно взял ее за локоть и повел в другую сторону. Хватит уже развлекать челядь.

Дотащив девчонку до закутка между двумя кладовыми, я отобрал у нее кувшин, который та все еще держала в руке, с наслаждением грохнул им о ближайшую стену и поинтересовался:

— Ну?

— Ты… ты… чудовище! Зверь! Я, дура, тебе верила, а ты… — и злые слезы ручьем.

— То, что я чудовище, известно далеко за пределами Крита. Немедленно перестань реветь и объясни, из-за чего ты устроила это безобразное представление.

— Я не позволю тебе забрать у меня Тесея! Он мой, слышишь ты? Мой!!!

Пожимаю плечами — я, наверное, никогда не научусь понимать женщин. Можно подумать, я собирался съесть трезенца на ужин.

— Если будешь продолжать в том же духе, то получишь его труп в полное свое распоряжение. Будет тихий, послушный, из дома ни ногой…

— Я так и знала! Теперь ты угрожаешь мне? Но он все равно не будет с тобой, я… да я сама тебя убью!

Не в силах больше слушать этот бред, я взял сестру за плечи и встряхнул. Легонько. Ее голова мотнулась, зубы клацнули — кажется, она даже прикусила язык, — но некоторая доля осмысленности вернулась в затуманенные глаза.

— А теперь давай сначала. Объясни. Что. Произошло. И без истерик, если можно.

Абсолютно не по-царски хлюпая носом, Ариадна рассказала, что кто-то из рабынь со слов одного из садовников наплел ей, будто я слишком много времени провожу наедине с Тесеем, по вечерам мы часто уходим гулять, держась за руки, и нас даже видели в объятиях друг друга. (Ага, вероятно, когда я учил трезенца держать равновесие на скользких валунах в ручье, тот оступился, и мне пришлось ловить героя, чтобы шею себе не свернул. Он смешно барахтался у меня в руках — как рыба, вытащенная из воды, — а я потом украдкой потирал плечо, потому что пушинкой Тесея никак не назовешь.) А сегодня утром повариха слышала, как я велел афинянину держаться подальше от его возлюбленной да еще и вознамерился поселить того у себя в подземельях. Любому ослу ясно, зачем.

Обессилено опустившись на землю, я, наконец, дал себе волю и захохотал. Из глаз текли слезы, живот болел, горло пересохло, но остановиться никак не получалось. Вид испуганно моргающей Ариадны только подливал масла в огонь. Кое-как успокоившись, я посмотрел на девчонку таким взглядом, что она, вздрогнув, выпустила из рук свой пояс, который нещадно терзала все это время, и почти сползла по стене вниз.

— Послушай, я очень устал. Сначала ты взваливаешь на меня свои проблемы по устройству личной жизни, потом из-за собственного легкомыслия подставляешь шею любовника Танатосу, потом на основании нелепых слухов бросаешься дурацкими обвинениями и посудой. Если считаешь, будто сможешь справиться сама — я ничуть не огорчусь, честно. Только учти, что отец уже пытался убить Тесея. Из-за тебя. И наверняка попытается снова — особенно после того, как ему доложат о сегодняшних событиях.

Округлившийся ротик. Подбородок слегка дрожит. Зевс Всемогущий, если она опять начнет рыдать — сбегу. Все равно куда, лишь бы подальше от этих… Эротом стукнутых. Говорят, он стреляет в сердце из маленького лука? В нашем случае, несомненно, воспользовались дубиной и били по голове. Поднявшись с земли, делаю шаг к выходу из закутка, но Ариадна, вовремя спохватившись, обнимает мои колени, перекрывая пути к отступлению.

— Астерий, прости… я не знаю, что на меня нашло. Умоляю, не сердись. Я сделаю все, как ты скажешь, только помоги!

Через некоторое время мне все же удалось вырваться из цепких ручек, взяв с сестренки клятву не приближаться к трезенцу до начала состязаний ближе чем на сотню шагов и еще тридцать три раза пообещав заботиться о нем, как родная мать. Правда, в моем случае такое обещание выглядит скорее тонкой издевкой.