Легенда Кносского лабиринта

…Разноцветный мрамор бассейна. Вода с растворенными в ней благовониями исходит паром, гонит из тела усталость. Предатель Дедал здесь, на Сицилии, ему не уйти от возмездия — Кокал не захочет ссориться с Критом из-за одного беглеца. Надо будет только… поток кипятка накрывает с головой, не давая ни вдохнуть, ни выплеснуть криком нестерпимую боль…

…Вечереет, над морем собираются тучи. Поднявшийся ветер толкает в спину, под ногами волны остервенело подгрызают каменную тушу утеса. Как и вчера. Как и десять дней назад. Ожидание — пытка. Бесплодное ожидание — кара небес за неведомые грехи. Все равно нельзя позволить себе скатиться в отчаяние, надо просто ждать. Раздражающая соринка в глазу заставляет моргнуть раз, другой… о, боги! Это корабль! Еще немного, и… Солнечный луч, прорвав облачную завесу, высвечивает силуэт эйкосоры с черным парусом. Черным! Сердце прошивает длинная игла, шаг вперед — и ветер, воспользовавшись случаем, отправляет пошатнувшееся тело в объятия воды, соленой, как слезы…

Вынырнув из пророческого бреда, я обнаружил себя лежащим на полу все в той же каморке. Голова гудела, словно кто-то невежливо огрел меня по затылку дубиной. Я даже потянулся было пощупать, но тут на арене завопили так, что меня подбросило с пола прямиком к смотровому отверстию. Чернявый красавчик стоял в центре круга, надменно задрав подбородок, толпа бесновалась, а Тесей выглядел так, будто собирался упасть, но еще не решил, в какую сторону. Пока я соображал, что могло произойти, чернявый покачнулся и сломанной куклой осел наземь. К нему бросились арбитры и рабы, но я смотрел на царскую ложу — Ариадна даже не пыталась стереть с лица темное, злое торжество.

Несколько вечностей, прошедших до появления глашатая, я провел, тупо уставившись в стену. В висках копошилась целая стая назойливых «если». Если видели, как сестрица приходила к этому несостоявшемуся победителю… Если остались какие-нибудь следы… Если девчонка просила о помощи кого-то из слуг… или жрецов… Интересно, чем она его опоила? Скользкая тревога по-лягушечьи прыгала в желудке. А я тоже хорош — надо было прижать Ариадну к стенке и не выпускать, пока не признается. То-то она вчера глаза прятала!

Тишина снаружи положила конец моим терзаниям. Ликий из Хании… установили… пыльца золотого лотоса… Сумасшедшая! Собственными руками бы придушил, клянусь небом.

Клокоча от злости, я выскользнул из каморки и направился к подземельям — меня ждал Лабиринт.

Эписодий 7.

— Зачем тебе Елена? — Этот вопрос успел набить оскомину нам обоим, и задавал я его скорее по привычке, уже не надеясь на ответ. Пейрифой упорно отмалчивался — и по дороге в гавань, и на качающейся палубе корабля на пути к Пелопоннесу, и на привале в горах Парнона, через которые мы пробирались ночными татями вслед за местным пастухом, решившим подзаработать на двух сумасшедших. Впрочем, красноречивый взгляд Пейрифоя и будто бы ненароком обнаженный меч в немалой степени способствовали успеху переговоров. Парень даже предлагал показать нам Апотеты — знаменитую пропасть на Тайгете, куда бросали не прошедших строгий отбор младенцев. Мы отказались — не по пути.

— Ей же всего двенадцать. Ну какая к даймонам жена из сопливой девчонки? Да и Тиндарей, ее земной отец, будет не в восторге от такого сватовства. Давай вернемся: небось, и поближе к дому невест навалом.

Пейрифой молча кутался в походный плащ и, не отрываясь, глядел в огонь, будто видел там смысл бытия. На меня он обращал внимания не больше, чем на красоту звездного неба, которого попросту не замечал. Я проглатывал доводы разума вместе с горькой бурдой из котелка, сваренной проводником из каких-то подозрительных травок, и обреченно ложился спать, не ожидая от нового дня ровно ничего хорошего.

Спарта встретила нас неласково: грозовой ливень ночь напролет и обложенное тучами дневное небо делали путешествие на редкость неприятным. А ведь нам еще обратно идти, только уже с похищенной «невестой» на плече. Я предлагал Пейрифою послать судно в Лаконский залив, чтобы не тащиться вдругорядь горными перевалами, но он уперся скалой. Дескать, первым делом погоня направится в сторону моря, гавань перекроют, а мы под шумок улизнем сушей — и поминай как звали. Я пожал плечами и смирился.

Все играло на руку безумной затее. Наступал праздник Артемиды Орфии, во время которого девочки и незамужние женщины исполняли священные танцы и обряды подальше от мужских глаз, а мужчины собирались перед алтарем в храме, дабы подвергнуть мальчиков ежегодной порке под суровым взглядом богини-мужененавистницы. Поговаривали, что поркой дело не ограничивалось, но сами спартанцы очень не любили подобных слухов, предлагая прямо на месте продемонстрировать желающим, как это бывает в Лаконике. Желающих почему-то не находилось.