Легенда Кносского лабиринта

Пугливая доверчивость маленького зверька. Ладошка, лежащая у меня на груди, похожа на птичку: шевельнись неловко - вспорхнет и поминай как звали. Темные, ночные глаза, пьющие лунный свет. Нет, любовь не сковывает меня цепями, и Эрот не стянул концы своей повязки у меня на затылке, но долг за спиной лязгает бронзовым щитом.

- Послушай, я же поклялся забрать ее с собой. Да и Афродита может разгневаться, что я пренебрегаю ее дарами.

- А эта... мммм... здесь с какого боку?

- Ну, перед отъездом сюда мне оракулом было велено воззвать к Киприде, прося помощи и покровительства. Возможно, Ариадна не полюбила бы меня, если бы не вмешательство богини, и...

Я замолкаю и гляжу на серебряный кубок с вином, который в руках Астерия медленно, но верно перестает быть кубком, превращаясь в бесформенный комок металла. Вино тяжелыми каплями стекает на землю жертвой Зевсу-Гостеприимцу.

- Тогда наш разговор не имеет смысла. Пусть все идет как идет - пока. Но ты... - разжав пальцы и выронив то, что было кубком, он нависает надо мной, как скала над морем. Мою попытку встать пресекает рука на плече. Очень тяжелая рука. - Запомни две вещи. Первая - ночи ты будешь проводить под крышей и под надзором. Ариадне придется любоваться луной в одиночестве. Вторая - ночевать будешь в моих комнатах, так мне будет легче за тобой присматривать. По крайней мере, это решит проблему змей в постели.

- Но что скажет об этом Минос, когда узнает?

- Сегодня отец отправляется к горе Дикте, дабы по обычаю совершить жертвоприношения и обряды в Идской пещере, и вернется только накануне игр, когда предпринимать что-то будет уже поздно. Ему останется только ждать окончания состязаний, а уж каким будет их исход - зависит от тебя, хотя, конечно, могут вмешаться люди, боги и слепой случай.

- А... твоя сестра?

- С Ариадной я сам поговорю. Вечером соберешь вещи, я пришлю кого-нибудь, кто тебя проводит. А сейчас - на тренировку, живо! И если ты не успел позавтракать, то это не мои проблемы.

По дороге на стадион, глядя в напряженно выпрямленную спину идущего впереди Астерия, мне почему-то нестерпимо хотелось догнать его, положить руку на плечо и шепнуть, что все будет в порядке. Вот только я сам себе не верил.

День то тянулся медленно и неспешно, как песня аэда о богах и героях, то срывался в бешеный галоп, как тот же аэд, удирающий от разъяренной толпы, не оценившей поэтического таланта. Мышцы деревенеют от усилий - это я в сотый раз подтягиваюсь на брусьях, врытых в песок. Если не удастся как следует оттолкнуться для прыжка, то нужно повиснуть у быка на рогах и держаться, пока "ловцы" не помогут тебе. Если сумеют. Глаза щиплет от пота - какое привычное ощущение. От загонов доносятся крики, сейчас двери откроют, и... но к зверю Астерий меня не подпускает, хмуро буркнув, чтобы я шел к бревну - мол, там мне самое место. Отхожу в сторону и смотрю, как, один за другим, мои спутники пробуют исполнить "бычий танец". У двоих получается более-менее сносно, хотя полный круг им выстоять не удалось, остальные либо промахиваются мимо спины животного, либо просто не могут прыгнуть как следует. Бык пренебрежительно фыркает, как будто смеется - вот скотина! Наш наставник в тысячный раз объясняет, поправляет, указывает на ошибки, а мне кажется, что мой взгляд намертво приклеился к нему.

Лучше всего "бычья пляска" выглядит в исполнении девушек. Контраст дикой мощи и силы с утонченной хрупкостью радует глаз истинного ценителя. Гибкая фигурка под мелодичный звон колокольчиков, по традиции вплетенных в волосы, ласточкой взмывает над двумя серпами крашенных охрой рогов и, пушинкой приземляясь на спину зверю, начинает завораживающий танец жизни и смерти... Нет, сам я этого не видел, конечно. Местные знатоки рассказывали, мечтательно закатывая глаза и цокая языками. Но почему-то я абсолютно уверен, что ни одна, даже самая прекрасная девушка, уже не потрясет мое воображение. Не после того, как я видел пляску Астерия.

Хрупкостью он, конечно, похвастаться не может - мощные пласты мышц вызовут зависть у иного быка. Нет в нем ни сверхъестественной гибкости, ни воздушной легкости... но на спине беснующегося чудовища он выглядит воплощением изначального хаоса, излучая абсолютную власть. Божество, смеющееся над попытками мира встать на дыбы, упивающееся игрой с небытием, у которого изначально нет шансов на победу. Правда, небытие никогда не сдается - у него в запасе целая вечность, чтобы однажды бог почувствовал на своем лице его смрадное дыхание... Тьфу ты! Что за поэтическая дурь? Астерий, будто почувствовав мое смятение, обернулся, тряхнул головой - тоже глупые мысли покоя не дают? - и решительно взмахнул рукой в сторону трибун.