Их молчание становилось все более напряженным из-за того, что оба догадывались о чувствах друг друга, и из-за того, что в этой тусклой горной пещере они были одни. Быть может, несколько часов им придется провести здесь, вдали от остальных, отрезанных от них потоком воды.
– Мы здесь одни, – пробормотал Вест, нежно вытирая ее мокрое лицо. – Совсем одни.
– Да, – с трудом вымолвила Элизабет, заметив на его длинных ресницах капельки дождя. – Все…
– …на другой стороне каньона, – сказал Вест, и его задумчивый взгляд вновь вернулся к заплаканным голубым глазам Элизабет. – Нас разделяет вода. Они не видят и не слышат нас и не могут сюда прийти. – Он начал медленно расстегивать ее плащ.
– Вест, мы не можем… мы не можем так… – лепетала Элизабет.
– Мы не можем не делать этого, так же как мы не можем не дышать.
Он скинул плащ с ее плеч.
Смущенная жгучим взглядом Веста, Элизабет попросила:
– Мы должны попытаться… остановиться, пока не поздно.
– Уже поздно. – Он осторожно убрал с ее лица прилипшие волосы, наклонился и поцеловал, захватив губами ее нижнюю губу. – Слишком поздно, милая. Я хочу тебя и буду любить тебя прямо здесь, в пещере. – Он поцеловал ее в уголок рта. – И ты тоже будешь любить меня.
От этих слов и от прикосновения его упругих губ у Элизабет перехватило дыхание. Целуя ее шею, Вест проговорил:
– Мы будем любить друг друга, пока не кончится буря и пока не спадет вода. Будь это полчаса или всю ночь – это время будет принадлежать только нам двоим.
– Мы не должны, – бормотала Элизабет, наслаждаясь прикосновением его губ и крепких ног к своему телу.
– Да, не должны, – согласился Вест, расстегивая ее рубашку. Остановив взгляд на виднеющихся сквозь влажную сорочку набухших сосках, он проговорил низким хриплым голосом: – Но это единственный выход. Чтобы прекратить это, надо этим заняться.
– Нет, не поможет, – сказала Элизабет, стараясь найти более веские аргументы против того, что должно произойти. – Мы уже пытались и…
– Это другое, – сказал Вест, снимая с Элизабет мокрую атласную рубашку и пожирая глазами ее обнажившуюся грудь.
– Нет, не другое, – возразила она, глядя на то, как Вест стаскивает через голову и бросает на камень свою рубашку. – Это то же самое.
– Нет, дорогая моя. – Он протянул руки и прижал ее к себе. От прикосновения к его груди Элизабет невольно вздрогнула: густые жесткие волосы щекотали ее напряженные соски.
Вест обнял ее за талию:
– Позволь мне объяснить, и ты поймешь, почему… это другое.
Чувствуя слабость в ногах, Элизабет обхватила его за шею и положила голову ему на плечо.
Когда он заговорил своим низким спокойным голосом, она видела движение кадыка на его смуглой сильной шее и чувствовала, как от этих звуков вибрирует его грудь.
– Когда я был мальчишкой, – начал Вест, гладя ее по спине, – я очень любил горячий персиковый пирог. Мне хотелось его всегда. Для меня он был лучше любого лакомства. – Элизабет улыбнулась и прижалась к нему еще плотнее. Вест продолжал: – Я так любил персиковый пирог, что у меня слюнки начинали течь лишь при одном воспоминании о нем.
– Гм… понятно, – пробормотала Элизабет.
– Мне никогда не удавалось съесть его столько, сколько я хотел. Мне всегда доставался лишь один небольшой кусочек, а мне хотелось гораздо больше. Я испытывал постоянное желание отведать этого вкуснейшего на свете кушанья.
Элизабет хотела было что-то сказать, но Вест остановил ее.
– Позволь мне закончить. Однажды утром, когда я направлялся в Холкинсвилл и проходил мимо дома проповедника, я увидел на подоконнике поднос с горячим персиковым пирогом. Я украл этот пирог, сел под деревом и съел его весь, без остатка.
– Вест Квотернайт! – Она подняла голову и посмотрела ему в глаза – не шутит ли он.
– Я съел все до крошечки, и с тех пор я его не хочу.
– Тебя должны были за это как следует наказать, – сказала Элизабет, поднимая руку, чтобы погладить его черную бороду.
– А я и был наказан. Сначала священником. Он отхлестал меня по заднице ивовым прутом и нажаловался отцу. Отец выпорол меня ремнем так, что я неделю не мог сидеть. Но я не хочу больше персикового пирога не из-за этого.
– Я… Я не совсем понимаю…
Вест поднес ее руку к своим губам и поцеловал в ладонь.
– Когда я крал пирог, я знал, что буду наказан, но меня это не остановило. Мне так хотелось того пирога, что было все равно, что будет, когда меня поймают. А не хочу я его потому, что потом мне было очень плохо. С тех пор я не ем пироги с персиками.
Вест снова поцеловал ладонь Элизабет, затем опустил ее руку вниз и прижал к своим кожаным брюкам в том месте, где его плоть образовывала упругий объемистый валик.
– Каждый раз, когда я вижу тебя, прикасаюсь к тебе, чувствую аромат твоего тела, я вновь и вновь безумно тебя хочу… Я отведал тебя дважды, но этого было не совсем достаточно, чтобы утолить мой голод.
– Значит, для тебя я украденный персиковый пирог? – спросила Элизабет, застенчиво поглаживая упругое возвышение.
Вздрогнув от ее прикосновения, Вест кивнул.