Примерно через неделю после того, как Петрунькевич открыл свое частное дело, партизаны расклеили в городе листовку. Она гласила: «Внимание, граждане!.. Грабители-оккупанты разрешили некоему Петрунькевичу фотографировать наших земляков. Возле его фотомастерской уже застеклена и покрашена витрина. Однако посмотрите на эту витрину: она пуста. Сам обер-палач Бешеный Ганс опасается выставлять свою портретину напоказ: партизаны при случае могут опознать подонка и прикончить. Полицаи тоже боятся вывешивать свои физиономии: знают, что народные мстители не дремлют. Вот тебе и реклама по-фашистски: ящик витрины так же пуст, как и башка у Бешеного Ганса».
Начальнику гестапо - грозе района - ту листовку прислужники сразу же, конечно, принесли. И через пару дней, собрав дюжину своих полицаев. Бешеный Ганс явился к Петрунькевичу, подал ему бумажную трубку и пояснил: - Это портрет фюрера: повесь его в верхней части витрины. Немного пониже выставишь мой портрет… Да постарайся сделать покрасивее. Ну, а потом можно полукругом, в виде венка, фотографии моих молодцов… Кого нам бояться? Ха-ха!.. Мы - власть. Мы железная власть на века, и пусть нас боятся все!
Петрунькевич трудился всю ночь (для него было очень важно заслужить доверие «грозы района»), и утром с витрины злобно кривился на прохожих бесноватый фюрер, скалил зубы и подмигивал Бешеный Ганс, тупо таращила глаза дюжина его «молодчиков«-полицаев.
Копии фотографий этих разбойников Петрунькевич вскоре передал партизанскому связному, однако тому смелому парню не повезло: его приметили два полицая. Когда ему приказали остановиться, он бросился бежать. Полицаи открыли огонь, но связной добежал до реки и прыгнул с обрыва в воду. Пуля настигла его на середине реки…
Прошло еще немного времени, и Бешеный Ганс встревожился: разбитые в Сталинграде немецкие войска откатывались на запад, а уже в июле-августе 1943 года в селениях на берегах Северского Донца стали слышны громы орудийной канонады. Как быстро менялась обстановка: то строгий начальник важно расхаживал в сопровождении телохранителей но городку, замедлял шаг перед фотовитриной и самодовольно любовался своим портретом, а то вдруг ночью, когда за рекой громыхали, накатываясь, громы, он, поминутно оглядываясь, будто воришка, сам принялся взламывать фотовитрину, сдирать фотокарточки своих «молодцов».
Бешеный так спешил, что забыл у себя на столе в кабинете папку с важными секретными документами. Один из тех документов стал известен и советским воинам, и всему населению. Это был приказ Гиммлера, адресованный генералу Прюцману, который возглавлял войска СС и полицию на оккупированной Украине. «Дорогой Прюцман! Генерал пехоты Штампф имеет особые указания относительно Донецкой области. Немедленно свяжитесь с ним. Я возлагаю на вас задачу всеми силами содействовать ему. Необходимо добиться того, чтобы при отходе из районов Украины не оставалось ни одного человека, ни одной головы скота, ни одного центнера зерна, юн одного рельса; чтобы не остались в сохранности ни один дом, ни одна шахта, которая не была бы выведена на долгие годы из строя, чтобы не осталось ни одного колодца, который не был бы отравлен… Противник должен найти действительно тотально сожженную и разрушенную страну. Немедленно обсудите эти вопросы со Штампфом и сделайте все для выполнения этого…»
Последнее, что успел сделать Ганс в шахтерском городке, так это высадить в фотоателье Петрунькевича окно и швырнуть туда гранату.
Недобрым словом вспоминал теперь старик Петрунькевич озверевшего фашиста, когда пришлось заново штукатурить стены и потолок ателье, выковыривать из пола острые осколки гранаты, опять-таки чинить витрину, расписывать новую вывеску.
Во дворе располагалась небольшая подсобка. Петрунькевич решил отремонтировать и ее. Иначе где проявлять негативы, где печатать фото? Ателье для этого слишком тесное, а клиентов в ожившем городке ожидалось немало.
Когда, вооружившись веником, тряпкой и скребком, он распахнул дверь подсобки, кто-то негромко окликнул его. Коренастый мужчина в сером костюме, чернобровый, с продолговатой родинкой под глазом, мягко поклонился, приподняв шляпу.
- Не ошибаюсь, этот сарайчик принадлежит вам?..
- Точно,- кивнул Петрунькевич.- Только это не сарайчик, это фотоателье, здесь будет лаборатория для обработки негативов.
Незнакомец усмехнулся:
- Ни за что не подумал бы, чтобы в таком сарайчике помещалось фотоателье…
- Не сарайчик, а фотолаборатория! - упрямо поправил Петрунькевич.- Я и при фашистах здесь работал, полицаев фотографировал.
- И вы не боялись их? -сочувственно удивился незнакомец.- Это же были звери! Мне столько рассказывали… Знаете, самому мне не довелось их видеть, в годы войны я как ученый был эвакуирован на Урал.
Гаврила Петрович внимательно взглянул на незнакомца.
- Вот оно что! Значит, ученый… А по какой части, если не секрет?
Мужчина опять усмехнулся: