Легенда о черном алмазе

- Да, знатоки говорили,- задумчиво повторил Матвей, разглядывая огнистое зернышко,- что такому коню нет цены. А помещик был с норовом: горд, надменен, хвастлив. Вот и полагал, наверное, что, если уж люди хвалили коня, значит, и хозяина хвалили. Приосаниваясь, поглаживая пышные усы, он с похвалами снисходительно соглашался: «Верно, чумазые, нету моей лошадке цены!» И вот, надо же. протолкался сквозь толпу к лакированной коляске молодой чубатый богатырь-цыган с золотой серьгою в мочке уха. Протолкался, встал перед помещиком, руки сложил на груди и смело спрашивает: «Если продается иноходец - я куплю». Помещик даже ахнул: что за дерзость? А толпа притихла и отступила от смельчака. «Где же твои капиталы, голодранец? - усмехается помещик.- Где твой сундук с деньгами?» А цыган нисколько не робеет, подымает руку и говорит: «Тут у меня в кулаке больше, чем у другого богача в сундуке. Вот золотое кольцо с алмазом, его еще бриллиантом называют,- где ты подобное видывал?» И толстосум-помещик, жадный, как все толстосумы, осторожно берет с ладони цыгана кольцо, смотрит на камень - а с того камня словно бы искры сыплются, смотрит - и взгляда не может отвести. «Где взял?»-спрашивает. А цыган спокойно отвечает: «Наследственный». Но помещик не верит: «И есть документ?» Смельчак лишь плечами пожимает: а как же, мол, документ имеется. «Ладно,- соглашается помещик,- по рукам.- И кивает деду: - Распрягай, Гаврила, Вороного, он продан». В толпе кто-то громко засмеялся, а кто-то другой вроде бы заплакал, а еще кто-то третий крикнул: «Вот оно, чудо!..» Поистине, чудеса!.. Однако цыган взял из руки помещика то кольцо и сказал твердо: «Распрягать Вороного не позволю. Беру с коляской и сбруей. Иначе сделка ломается. Ну, считаю до трех…» Помещик засуетился и спрыгнул с коляски: «Отдай, Гаврила, басурману и кнут. Пускай, ненасытный, тешится. Эх, была у меня лошадка…»

Матвей отложил деревяшку и обвел взглядом своих притихших гостей:

- Вот вам, дружки, и «горошина». Вот он каков, алмаз! Может, вы подумаете, что помещик сглупил, ошибся, промахнулся? Ничего подобного! Шла молва, что за тот камень он паровую мельницу купил. А цена ей, говорили, больше десяти тысяч.

Гости подержали поочередно в руках нехитрый инструмент стекольщика, попробовали на ощупь золотистое зернышко. Емельке почему-то взгрустнулось. Анка приумолкла, а Ко-Ко первым оказался на крылечке. Он тихонько шепнул Старшому:

- Сказка или быль?

- Похоже на сказку,- пожал плечами Емелька.- Но если где-то и спрятан такой дорогой камень, Михей Степаныч найдет его определенно. У него ведь помощница: наука!

Уже прощаясь на крыльце, гвардеец Матвей сказал Емельке:

- Что знаю - то знаю, а другие знают поболее моего. Разыскали бы вы, ребятки, «речного деда» - Макарыча. Наверное, слышали о нем? На Донце его так и называют - «речной дед». Беспокойный человек, до всего ему дело: целебные травы собирает, цветочки, корешки. Прошлым летом все в реке бултыхался, жирный ил доставал: вынырнет из реки, весь черный, как сапог, и давай доказывать, что, мол, великое богатство найдено - верное средство от ревматизма. Но главное у него - рыбалка. Только не простая рыбалка - что ему красноперы да караси! - он ка-кую-то старую-престарую щуку в озерах выслеживает.

- Вы думаете, он знает и про алмазы? - спросил Емелька.

- Наверняка,- сказал гвардеец.- Митрофан Макарыч - мудрейший человек.

- А где же его найти? - поинтересовался Костя.

- Поспрашивайте за железной дорогой,- посоветовал Матвей.- Там над рекой есть бревенчатый домик - его жилье. Если на двери замок, значит, хозяин на рыбалке. Там он, случается, и ночует: травы собирает, варит уху. Прохожего непременно угостит, да еще и уловом поделится. В общем, добрый старикан!

6 Домик у реки. Тит Смехач. Анка разговаривает с… немым. Отважный пловец.

Если идешь правым берегом Северского Донца от городка Пролетарска до станции Лисичанск, то на взгорке, против железнодорожного вокзала, непременно остановишься или замедлить в удивлении шаги: спокойное течение реки вдруг срывается на подводном перекате гремящими бурунами, кружит воронками, взбивает пену, мечется меж перекошенными черными сваями, вбитыми в каменистое дно неизвестно кем и когда.

Говорят, что еще в прошлом веке здесь была плотина и река вращала могучие колеса водяной мельницы. Но как-то в паводок (а весенние паводки на Донце в иной год случаются обильные) ту плотину и мельницу расшвыряло по берегам до самого Дона, а восстанавливать ее никто не решался. Так и остались ненужным частоколом на перекате замшелые сваи, и в летнюю пору только самые лучшие пловцы пускались ради лихого риска в те бурлящие водовороты.