Я бросил на Марго быстрый взгляд, а она поймала его, ухватилась за медведя сильнее и слабо улыбнулась. Чёрт возьми, её загнали в центр позорного круга возмездия, толкнули так, что упала, ударилась, наверное, нацелили палки и железные прутья, а она улыбалась, хоть и тряслась, бледнела и чуть покачивалась, но улыбалась!
И я понял в тот момент, что сделаю для этой мелкой всё. Всё, что смогу. И сделал.
Это стоило мне несколько лет жизни, но я не жалею. Собственно, не умею жалеть о содеянном.
Когда выныриваю из воспоминаний, Маргаритки рядом нет. Промаргиваюсь, потираю глаза и допиваю виски, кажущийся вдруг противным, мерзким. Нужно валить отсюда, не оглядываясь, потому что ничего хорошего из этого не выйдет. Сколько лет прошло? Страшно вспомнить. Нас с Маргариткой уже ничего не связывает, а я уже давно не тот рыцарь и защитник, таскавший за пазухой бутерброды для маленькой девочки. Тот Карл давно сгинул под гнётом грехов и неверных решений.
Отодвигаю пустой стакан, поднимаюсь на ноги, застёгиваю куртку. Движения машинальные, и я почти не задумываюсь над тем, что собираюсь сделать. Одно только знаю: нужно уходить, а иначе увязну в иллюзорном мире, в котором что-то ещё можно изменить. Нет уж, Маргаритка совсем не знает меня, и показывать ей себя, настоящего, желания не имею. Пусть помнит меня другим.
Даже прощаться не стану, незачем. Мой шальной порыв и странное предложение — блажь и глупость, сейчас-то понимаю это.
Мать его, когда я робким-то таким был? Вообще, кажется, никогда. Но я и не водил знакомства с бабами явно не из моего мира. Всегда довольствовался тем, что есть и к другому не стремился. Нет, шалавы — не мой контингент, но всегда были те, кто чётко понимал, кто я и на что способен. А Маргаритка… ну другая она, совсем другая. Хорошая она — сразу же видно, потому ей такие друзья, как я — только отчётность портить.
Да и странно в нашем возрасте дружить. Ересь какая-то, идиотизм полнейший. Уже не маленькие.
— Уходишь? — раздаётся из-за спины, а я усмехаюсь. Чёрт, не удалось слинять тихо. Надо было шевелиться, а не думы думать.
Здесь меня словно держит что-то, не отпускает. Словно то хорошее, что пробудила во мне однажды Маргаритка, медленно, со скрипом, но возвращается. Нравится мне это? Нет. Я отвык быть таким, отвык что-то чувствовать, и это казалось правильным, иначе ведь не выжил бы.
— Мне пора, и так засиделся, — говорю, не поворачивая головы, а тихие шаги всё ближе.
Кажется, даже музыка стала тише, а свет — глуше. Не знаю, что за чертовщина творится, но проще поверить, что одновременно глохну и слепну, чем в то, что это долбаная фантазия шалит.
— Тебя тревожит что-то? Боишься? — слышу голос совсем рядом, а в нём насмешка лёгкая. Подкралась тихо так, точно кошка. — Я не кусаюсь.
Никогда Марго меня не боялась. Ни в двенадцать, ни вот сейчас. А стоило бы, потому что я тот ещё придурок.
— А я когда-нибудь чего-то боялся? — спрашиваю, а в ответ лишь тихий смешок.
— Не знаю, Ворон, мы слишком давно не виделись… ты изменился.
— Ты тоже. И я давно уже не Ворон.
— А я не Маргаритка, — смеётся и, обойдя меня, обдаёт цветочным ароматом напоследок и становится за стойкой. — Ты же предложил выпить. Передумал?
— А если и так… остановишь меня?
Мне интересно, осталась ли она такой же смелой, какой была в двенадцать. И этот интерес почти пугает, потому что никому эти проблемы не нужны — ей так точно. Когда-то я поклялся защитить её, перед всеми поклялся. И защитил. И неважно, чего мне это стоило, главное, что Маргаритку не коснулось то дерьмо, что ей уготовили люди, для которых деньги и похоть — главные мерила счастья. Потому остаться здесь, продолжить это странное общение — самая дебильная идея, что могла прийти мне в голову, потому что рядом со мной не живёт покой и радость. В моём мире слишком много несправедливости, гнили и боли, чтобы втягивать в него Марго.
— Я не имею права тебя останавливать, — говорит, не сводя с меня чёрных глаз, и я принимаю этот бой, потому что не привык пасовать. И то минутное замешательство, попытка бегства — слабость, которую никогда себе не позволял. — Ты можешь уйти, в любой момент. И больше никогда не возвращаться.
— Как тогда? — усмехаюсь, а она кивает, закусывая губу.
— Как тогда не надо. Это очень больно. Я ведь ждала, надеялась, но...
— Наливай, Маргаритка.
Она не сводит с меня глаз, улыбается, а я думаю, какого чёрта вообще сюда попёрся? Сидел бы в “Магнолии” или в Промзону бы вернулся, но сегодня вообще слишком странный вечер, чтобы ответы на вопросы находились с лёгкостью. Да и чёрт с ним, в самом деле.
Хоть один вечер побуду тем, кем слишком давно не был. Я ведь забыл почти, каково быть благородным и милосердным.
Марго тем временем достаёт откуда-то бутылку виски, разливает по двум стаканам — себе всё-таки несколько меньше, на донышке совсем — и протягивает мне один из них.
— Хочешь есть? — спрашивает, а я сглатываю, потому что понимаю, что действительно голоден, как зверь. — На кухне много вкусного. Хочешь?