Легенда о Чудограде(СИ)

От Демида она узнала о мире за рекой, о том, как там живут. Оказалось, там даже несколько стран и у каждой свои законы. Слушая его, Дарина не могла поверить в то, что где-то не надо читать молитвы Алину в определенное время, что где-то вера - это вообще дело добровольное. Хочешь, верь - хочешь, не верь. При этом никто из жителей тех стран, за рекой, не исполнял обрядов поклонения Алине, и Алин не приходил наказывать их за неподобающее обращение к его персоне. Сначала Дарина все это воспринимала как сказку, потом стала думать: даже если это сказка, в ней все равно есть определенный смысл.

Все изменилось, когда Демида казнили на ее глазах за побег. В тот день она поняла, насколько он был дорог ей. Накануне утром, когда она узнала о его побеге, она искренне желала ему вернуться домой, она не осуждала его за нарушение правила: раб должен служить своему господину, безропотно и смиренно. Она не осуждала его даже тогда, когда он сказал ей, что любит свою жену и потому останется верен ей, поэтому у него с Дариной не может быть никаких отношений. Наоборот, это глубоко потрясло ее: он любил свою жену, он не считал ее своей собственностью, вещью, нет, он ценил и уважал ее! У ее родителей такого не было. Да и ее ждало тоже самое, если хозяин отдал ее замуж за местного раба, а не за привезенного из чужой страны человека. Когда сейчас она узнала о приходе Освободительницы, она воспрянула духом, все внутри нее призывало: вперед, нельзя продолжать отсиживаться в стороне. Нельзя! Дав клятвенное обещание священнослужителю вернуться к праведной жизни, она знала, что никогда к таковой не вернется. Она сбежит, даже если ее поймают и казнят как Демида.

Прошел еще час и за ней пришли. Сначала за дверью послышались шаги, потом охранник звякнул ключами и открыл дверь.

Выходи!

Дарина покорно встала и вышла в коридор, там ее поджидал старший раб из дома хозяина, он взглянул на молодую женщину холодно и недобро. Этого Дарина не понимала: как тот, кто сам все равно оставался рабом, мог так из кожи вон лезть перед господином, не шадя своих и порой избивая их до полусмерти? Почему в нем не было жалости к таким же, как он сам? Неужели он на что-то надеялся? Что он сможет шагнуть в небо? Или что, сделав невозможное, он станет своим среди гордых орлов?