Легенда о Фениксе

Она приблизила крупные темные губы к микрофону, словно хотела, чтобы командир лучше расслышал ее:

— Командир, я остаюсь.

Галкин не удивился. Чего-то в этом роде он подсознательно ждал. Ему даже стало скучно: теперь придется недолго уговаривать эту шальную девчонку, будет упираться — позвать психологов… Лишняя трата времени. Ну куда она денется? Он рассмотрел Катеньку спокойно.

Галкин вздохнул и приступил к уговорам:

— Повтори, девочка.

— Я остаюсь на Пятой.

— Зачем?

— Жить. Работать.

— Работать?

— Командир, дайте мне синтезатор. Или дайте медикаменты. Много.

— Для чего?

— Вы видели? Видели, как целые деревни вымирают от эпидемий? Помочь ведь очень просто, а мы… Словно читаем учебник истории. Каждый день — десятки жизней. Позавчера у меня буквально на руках умер ребенок. Он… буквально у меня на руках! А спасти его было так легко!

Галкин поморщился. Ну и взгреет же он вахту контроля!

— Катенька, этого нельзя.

— Да, я знаю… это я от отчаяния попросила. «Чужое знание». Табу какое-то! Хорошо. Синтезатор нельзя. Лекарства — тоже. Кое-что можно сделать и местными средствами. Фитотерапия здесь уже существует. Я не зря так много возилась с целебными травами. Есть и минералы. Есть и некоторая практика, Опыт. Вот здесь у меня все записано. Можно быстро наладить производство.

И Катенька показала крепко зажатую в кулачке кассету. Ай да девочка… Препараты из местного сырья… Но технология, технология…

— Катя, но ведь это тоже чужое знание. Не заставляй меня повторять прописные истины, давно тебе известные. Нельзя принести чужое знание, цивилизация должна добыть свои, иначе она погибнет.

— Знаю. Не верю. Разве на Земле было иначе? Народы всегда обменивались знаниями, а цивилизация не погибла. Если рассматривать вмешательство как импульс, дающий волну, то амплитуда этой волны постепенно затухает, и синусоида переходит в прямую линию в обозримом будущем. А цена этому — жизни. Я не могу уйти и оставить их умирать.

Галкин помолчал. Пожалуй, пришло время Катеньку попугать.

— Не имею права разрешить. То есть… такие случаи бывали. «Отшельники»… Иногда с одиночек-робинзонов начиналась колонизация планет. Допустим, что Совет признает за тобой право на такой поступок. Тогда… тебе придется пройти полное кондиционирование. Ты останешься на Пятой, но не землянкой, а просто одной из местных жительниц. Будешь просто накапливать информацию, причем бессознательно. Ты ничем им не поможешь, забудешь земное знание.

Катя посмотрела на командира холодно, иронически — зачем он говорит заведомую неправду? Не сделает он такого.

Галкин добавил в голосе трагизма:

— Я сделаю это, девочка Ты же знаешь, что иначе я поступить не могу. Не хватало только, чтобы ты начала их лечить, а они тебя, как ведьму, на костер! Ну что? Идешь «переодеваться»?

А вот с этим вопросом Галкин поспешил. Катеньку словно ударили. Она дернулась и тихо, твердо сказала:

— Я остаюсь!

И тут же по интеркому, словно сжигая за собой мосты:

— Я, десантник Екатерина Катунина, — всем, всем, всем, «Ямуна», слушай меня! Прошу разрешения Совета остаться на Пятой.

Галкин пожал плечами и ушел к себе. Через десять минут сбежался Совет, более всего взволнованный тем, что пришлось срочно бросить дела. Совет кое-как расселся в центре, вдоль стен расположились все желающие. Галкин подробно доложил обстоятельства дела. Потом поднял глаза, недоверчиво поглядывая на членов Совета. Что-то не нравилась ему обстановка этого экстренного заседания. Слова попросил Лин. Он для начала дернул себя за ухо — была у него такая привычка, пощелкал пряжками комбинезона и, уставясь на Галкина вполне невинным взглядом, сказал:

— А что? Пусть остается. Ее право.

Неожиданно Лина поддержали почти все. Действительно, ее право. Право исследователя, Галкин жестко напомнил:

— Имею полномочия не принять решение Совета. Я командир.

И тогда встал огромный Сидней:

— Извините, командир. У десантников свой кодекс. Не надо ей мешать. Пусть остается.

Галкин повел себя нетактично. Он позволил себе усомниться в душевном здоровье как Катуниной, так и всей группы десанта. Десантники встали.

Они просто стояли и смотрели на командира «Ямуны» молча. И глаза их… в них была память о чужих мирах. Галкин смешался. Эти люди… Они шли в поиск, а он часто даже не покидал борта корабля. Он просто доставлял ученых-десантников в конечную точку маршрута.

Если бы можно было не посылать людей вообще! Нельзя. Нельзя еще и потому, что невозможно удержать человека на дороге познания. Человеку почему-то мало принесенных киберами проб и голограмм. Человеку почему-то до зарезу нужны раковины из опасных морей, цветы с другого края мироздания. Так было и так будет. А нагрубил Галкин от страха за хрупкую беленькую девочку Катю. Он не верил в серьезность принятого ею решения и старательно забывал, что Катенька — десантник, прошедший всю выучку Корпуса. А десантники это помнили.