Легенда о флаге

Ночь уже отступала, теснимая огнями боя. В смотровую щель Иванову было видно — по темной взбаламученной воде пробегают отсветы, на блестящем от влаги железе палубы пульсируют красноватые отблески выстрелов носового пулемета. Снова ухнул снаряд близ борта, осколки черканули снаружи по броне. Каждой клеточкой кожи чувствовал Иванов сейчас любую из смертей, летевших в него. Но мысль была лишь одна — довести корабль до обгорелого причала. Обычный, как всегда в бою, страх погибнуть не давал забыть о себе — ведь только двадцать три года прожито на свете, рановато помирать. Но главное — желание исполнить свой долг — в самую глубину сознания оттесняло страх, заставляло забывать о нем.

До причала с черными обгорелыми сваями, причала, на который всем своим корпусом был нацелен стремительно идущий корабль, оставалось уже немного, каких- нибудь двести — триста метров…

Капитан-лейтенант резко повернул рукоять машинного телеграфа. «Охотник» сбавил ход до среднего, чтобы с разгона не врезаться в сваи.

Не выпуская рукояти машинного телеграфа, капитан- лейтенант приоткрыл дверь рубки, осторожно выглянул, очевидно примериваясь, как лучше подойти к причалу…

Багровая вспышка за дверью, оглушительно звонкий удар. Едкий запах мгновенно сгоревшей взрывчатки. Командира бросило обратно, прямо на Иванова, и он едва удержал штурвал.

— Товарищ капитан-лейтенант! — Иванов хотел поддержать падающего командира.

Но в этот миг катер рванулся вперед: капитан-лейтенант, так и не выпускавший рукояти машинного телеграфа, конвульсивно сжал ее, упал на нее грудью. Уже мертвым он дал «самый полный» своему кораблю.

Полный ход был дан вовремя: чувствовалось, как с каждой секундой оседает корпус и корабль движется все тяжелее, хотя моторы еще работают в полную силу. Видимо, одновременно со снарядом, что разорвался возле рубки, другой снаряд попал куда-то ниже ватерлинии[24] хлынула, наверное, сразу вода.

В три-четыре секунды выправив курс, Иванов вновь нацелил корабль на причал, обугленные столбы которого, пятнаемые прыгающим красноватым светом вспышек, виднелись уже совсем близко.

Смолк носовой пулемет. Замолчали моторы. Попадание в машинное?

Сквозь грохот боя слышались встревоженные голоса, гулкий топот по железу палубы.

Еще несколько секунд шедший по инерции корабль окончательно потерял ход. Иванов глянул в последний раз на капитан-лейтенанта. Окаменевшая рука его все еще держит рукоять телеграфа. «Прощай, командир…» Выбежал из рубки. Прижался к ней: рядом, словно клацнули стальные зубы, злобно щелкнули по броне не то осколки, не то пули.

Иванов видел: палуба кренится, уходит из-под ног, солдаты-десантники прыгают за борт, держа над головами автоматы. Подымаясь правым бортом, краем левого «морской охотник» уже почти касался воды. К ней по палубе медленно сдвигались несколько тел в матросских робах и солдатских гимнастерках. Навалившись на замолкший носовой пулемет, укрепленный на тумбе, висел, опустив голову, убитый пулеметчик. Ноги его чертили по кренящейся палубе.

Иванов еще раз обежал палубу взглядом. На ней не было уже никого. «А внизу? Кто из наших уцелел?»

Удар! Палуба под ногами содрогнулась, гремя, покатился мимо ног Иванова чей-то автомат. Он подхватил его. Но тут же, проскользив подошвами ботинок по косо опускающейся палубе, не удержавшись, оказался за бортом.

В первые секунды даже не ощутил, холодна ли вода. Намокшая фланелевка, сразу облепив тело, сковывала движения. Автомат, оттягивая руку, тащил вниз. Бросить? Нет! Перекинул на шею мигом набухший брезентовый ремень автомата. Теперь обе руки были свободны, плыть стало легче.

Кажется, он плывет совсем не к тому месту, до которого почти довел корабль. Перед глазами не сваи, а бетонная стенка. В нескольких местах она разворочена, черными ребрами торчат шпангоуты какого-то давно разбитого судна. А обгорелый причал? Он чуть правее, до него дальше.

Иванов оглянулся. Его корабль еще держался на плаву, хотя и ушел одним бортом в воду. На палубе ни души. Только на носовом пулемете все еще висит, держась за его рукояти, наводчик — он и убитым не покинул своего поста. Так же, как капитан-лейтенант…

Рядом слышались отрывистые, глуховатые, возбужденные голоса. Неподалеку, в разноцветных отсветах, пробегающих по воде, виднелись головы в пилотках, в касках и совсем непокрытые. Десантники… Сколько их? Шесть-семь. А на борт было взято не меньше сорока. Может быть, плывет больше? А из своих ребят… Где все, кто был на палубе? Успели ли выйти наверх мотористы? Ага, вон чья-то голова в бескозырке. Кто-то из экипажа. Кто?

До бетонной стенки всего метров пять… Рывок, рывок, еще рывок. Скорее бы дно! Автомат тянет за шею вниз. Скорее бы дно. Но здесь не мелко. В мирное время прямо к стенке швартовались большие суда.