Легенда о гетмане. Том II

Узнав об этом, в казацком лагере поднялось волнение. Появление поляков на правом берегу Пляшевой грозило полной блокадой табора. 29 июня была предпринята новая попытка вступить в переговоры с поляками, но Николай Потоцкий просто разорвал на глазах короля письмо с казацкими условиями мира, не став даже их оглашать. К этому времени из Бродов подтянулась крепостная артиллерия и поляки стали готовиться к штурму казацких укреплений. Гладкий — миргородский полковник, не пользовался большой популярностью у казацкой черни и, поскольку за три дня гетманства никаких мер, чтобы переломить создавшуюся ситуацию не принял, собравшаяся черная рада сместила вслед за Дженджелеем и его. Гетманом провозгласили Ивана Богуна, который за последние десять дней приобрел у казаков огромную популярность.

Приняв с благодарностью булаву-знак гетманского достоинства, молодой полковник все же твердо заявил, что согласен быть только наказным гетманом до того времени, пока не выяснится судьба отсутствующего Хмельницкого. На состоявшейся затем малой раде с полковниками и частью старшины, новый наказной гетман изложил свой план действий.

— Завтра, с наступлением ночи начнем в строгой секретности наводить новые гати через болото и укреплять и расширять те, которые уже есть, — твердо сказал он. — Для этого используем все подручные материалы от свиток до возов. Но в этой работе участвуют только реестровики, сирома не должна знать ничего до того, как все войско с арматой переправим на тот берег.

— А как быть с Лянцкоронским? — поинтересовался кто-то.

— У него там пока небольшое войско. Когда гати будут готовы, я с запорожцами перейду Пляшевую по мосту и постараюсь нейтрализовать его. Если надо будет, вступим в бой и дадим возможность нашим переправиться на тот берег. После того, как войско и армата перейдут на ту сторону, начнем переправлять и всех остальных.

План, предложенный наказным гетманом, пришелся всем по нраву. Обеспокоенность вызывало лишь то, как начавшуюся переправу сохранить в тайне от примкнувших к войску посполитых, многие из которых привели с собой и семьи. Сейчас их в таборе находилось едва ли не больше, чем казаков.

Днем 30 июня поляки продолжили обстрел казацкого табора, к счастью пока еще не из крепостных орудий. Казаки на стрельбу отвечали вяло, начав уже перемещать часть пушек ближе к берегу. Когда землю окутал ночной мрак, реестровые казаки стали наводить мосты гати. В ход шло все, что попадалось под руку, вплоть до кунтушей, серьмяг и нательных рубах. Наконец, когда почти все было готово, Богун, взяв себе в помощники Серко, Дорошенко и Пушкаря, перешел с двумя тысячами конных запорожцев через мосты на правый берег Пляшевой. Казаки на поводах вели с собой коней, копыта которых обернули своими рубахами, чтобы не было слышно конского топота. По наведенным гатям стала переходить болото и остальная часть войска. Когда несколько тысяч казаков появилось на том берегу Пляшевой и их количество с каждой минутой увеличивалось, Лянцкоронский еще раз наглядно убедился, что князь воевода русский был совершенно прав, требуя в свое распоряжение пятнадцатитысячное войско. Брацлавский воевода был отважный воитель, но не самоубийца, поэтому не сделал даже попытки задержать казаков. В свою очередь и Богун не стал атаковать его позиции, выстраивая переходящие полки на том берегу в походный порядок.

В течение короткой июльской ночи под покровом темноты большая часть реестровых казаков сумела переправиться на правый берег Пляшевой, осталось перетащить сюда же артиллерию. После этого оставшиеся в таборе реестровики должны были организовать переход по гатям и всех остальных, кто примкнул к казакам в качестве не только солдат, но и лагерной обслуги. Однако, когда часть пушек оказалась на том берегу, а остальная артиллерия только начала переправу, кто-то из оставшихся в лагере и не посвященных в замысел наказного гетмана, поднял крик, что старшина и реестровики, бросив остальных на произвол судьбы, уходят из табора. Поднялась неизбежная в таких случаях паника. Люди устремились к гатям и мостам, под напором толпы эти хрупкие сооружения не выдержали. Многие из тех, кто переправлялся по ним, оказались в воде и болоте, артиллерия, которую не успели переправить, погрузилась в воду и пошли ко дну. Богун, наблюдая эту картину с противоположного берега, в ярости кусал ус, но помочь гибнущим в болоте людям ничем не мог.

Поляки слышали шум, крики, женские вопли, поднявшиеся на рассвете в казацком таборе, и долгое время не могли понять, что там происходит. Наконец, решительный коронный хорунжий со своими хоругвями подступил к табору и, не встречая сопротивления, ворвался в него. Поняв, что казаки вырвались из уготованной им западни, а в таборе остались в основном безоружные крестьяне, поляки пришли в ярость и началась резня. Вскоре к Конецпольскому присоединились и остальные военачальники, на берег Пляшевой подъехал и сам Ян Казимир.