Легенда о гибели богов

Тень сводов падает на увенчанные венками жертвы, и они продолжают путь через украшенный яркими фресками коридор процессий. После яркого солнца его прохладный полумрак доставляет удовольствие. Миновав несколько поворотов внутренних переходов, они попадают, наконец, хоть и не сразу, туда, где их ждут — в тронный зал повелителя Крита.

Они входят в него в тишине, под звуки собственных шагов. Владыка Крита восседает на большом золотом троне, гордо откинув голову в высокой, сужающейся ярусами, украшенной перьями короне, положив руки на головы двух золотых грифонов. Такими же грифонами расписаны и стены, а на протянувшихся вдоль них скамьях сидят жрецы, придворные и воины, одетые, как и все в этом жарком климате, в подобие коротких юбок. На женщинах одежды куда больше. Иные из них не просто красивы, а божественно прекрасны.

Стараясь не выделяться среди других, избегая длинных взглядов, Тесей смотрит на владыку Крита. Изваяв это властное лицо, резец природы не сделал ни одного лишнего движения. В черной бороде нити седины, но сухощавое, с четко очерченными линиями мускулов и жил тело говорит о неугасшей с возрастом силе. Да, может быть этот человек тоже зачат богом, если конечно это не старательно раздутая династическая легенда... А кто эта девушка с золотым обручем на черных волосах по левую руку Миноса? Он уже знает ответ. Да, это она, принцесса Ариадна, верховная жрица Луны. Как все же идет критянкам их обычай оставлять открытой грудь...

Минос поднимает ладонь в знак внимания. Венчающие его корону перья вздрагивают в такт словам:

— Приветствую вас, афиняне! Волей богов, покаравших ваше отечество за преступления его царя, вы прибыли сюда, дабы встретить уготовленную вам судьбу...

Тесей встречается взглядом с черноволосой критской принцессой. Ни он, ни она не отводят своих глаз. Так...

— Так решили боги, и не людям, чья кровь станет влагой земли, а тела — глиной, оспаривать их волю. Каждый из вас в свой срок по совету жребия или принятому решению войдет в Дом Двойного Топора и пройдет по пути, подсказанному ему сердцем.

Никому из здесь собравшихся не дано увидеть двух вошедших в тронный зал красавиц, достойных всяческого уважения, хоть и не занесенных ни в один придворный ранг. Они о чем-то спорят между собой, а после, кивнув черноволосой подруге, золотоволосая богиня кладет руки на свой пояс, сияющий на ней всеми цветами зари.

— Пока же не свершилось уготовленное, — продолжает Минос, — все вы — мои гости, и мой дворец — ваш дом. Слуги позаботятся о том, чтобы никто из вас до наступления своего срока не узнал отказа в радостях жизни. Да свершится воля богов!

Присутствующим вдруг слышится серебристый, прекрасный, как музыка, смех — однако никто из них никогда не решится признаться в этом.

* * *

Этой ночью за стенами цитадели-дворца слышен треск цикад. В комнате Человека-с-гор принимается скрипеть сверчок.

— Давай я найду его? — предлагает она.

— А когда найдешь?

— Убью.

— Не смей этого делать!

Она смеется, обнимая его:

— Ты всегда так любишь бессловесных тварей. А твоя собака опаршивела вконец. Разве не слышишь, как у нее воняет из пасти?

— Пусть так, — говорит он. — Никто не заставляет тебя нюхать ее. Эта собака делила со мной все удары судьбы — а я никогда не бросал помогавших мне. И не предавал друзей.

— У тебя и нет друзей.

— Нет, есть. И я часто вспоминаю о нем.

— Ты о том человеке, который вытащил тебя из ямы, когда ты попал в плен к аркадским горцам? И это друг? Ты был знаком с ним лишь несколько дней.

— Иногда и этого бывает достаточно.

— Прости. И не сердись. Я люблю тебя.

Ночи поделены между любовной игрой и не приносящим дурных видений спокойным сном, заря нового дня встречается, как приход хорошего друга. Быть может, это и есть счастье?

— Что с тобой? — говорит она. — Я же вижу. Какая тревога на твоем сердце?

Ровно, не дрожа, горит огонек плавающего в масле фитиля. Он лежит на спине, повернув голову к окну, туда, где в ясной черноте неба видны огни звезд.

— Сегодня днем меня задержала стража внешних ворот, — говорит он. — Приказ Пелопса — и касается он лишь меня.

— Правитель боится расстаться с тобой, — говорит она. — Он боится, что ты уйдешь, как уходил из других мест.

Темнота скрывает их лица.

— Он забыл, что я всегда уходил, если хотел уйти.

— Но зачем тебе это делать сейчас? Ты имеешь все, о чем только можно мечтать — и правитель Элиды нуждается в тебе. Ты же сам говорил, что даже царапина, на которую другой человек не обратил бы внимания, заживает на его теле, как самая тяжелая рана.

— Да, говорил, — раздается в темноте. — А еще я говорил, что правитель боится смерти.

— Все боятся смерти, — говорит она.

— Не все боятся так, как он.

Недолгое время они молчат. Треск цикад вдруг стихает.

— Я тоже боюсь потерять тебя. В тебе будто сидит какой-то демон, заставляющий тебя бросать то, чем всегда так дорожат другие, и пускаться в путь, который однажды принесет тебе смерть. Ты словно все время бросаешь кому-то вызов, не то судьбе, не то богам — а на самом деле...

— Что же на самом деле, моя рыжая вещунья?