Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок

Свое оружие Алик сунул в штанину. Швабра мешала ходить, но зато ее почти не было видно. Он выдавил из тюбика остатки гуталина и размазал по лицу. Мамины колготки Потрошилов натянул сверху. В спецоперациях у тайного агента 108-го отделения милиции был свой почерк. Завершив приготовления, оба глотнули из фляжки. Два раза. И помногу.

Вечер плавно переходил в ночь. Фонари на улице не горели. В полной темноте две загадочные тени освободителей ползли к подъезду. На плечах у большого призрака ниндзя лежал баллон, превращая его силуэт в букву «Т». Вторая тень ковыляла, припадая на негнущуюся правую ногу

До второго этажа они дошли вместе. Возле двери шестьдесят четвертой квартиры группа остановилась. Потрошилов вынул швабру из штанов. Клим посмотрел в грязное окошко между лестничными пролетами, пытаясь определить, куда выходят окна из логова преступников.

Неожиданно сверху раздались шаркающие шаги и дружное сопение на два голоса. По лестнице спускалась старушка с пожилым мопсом на руках. Похоже, вид двух мужчин в колготках и гуталине их не обрадовал. Старушка встала как вкопанная и начала креститься. Мопс заскулил, обильно пуская слюну.

Алик и Распутин тоже застыли. Подходящих слов к неожиданной встрече не находилось. К бабушке явно подбирался пресловутый кондратий, собираясь обнять крепко и навсегда. Мопс, за компанию с хозяйкой, тоже обморочно закатил глаза. Все четверо стояли и рассматривали друг друга в полной тишине.

Через одну минуту и семнадцать секунд Климу созерцание сопящей парочки надоело. Баллон был тяжелым. Время шло впустую. Старушка мешала благому делу освобождения хомяка.

— Ам! — сказал он тихо, чтебы никого не испугать.

Не вышло. Бабушка вдруг очнулась, взвыла дурным голосом:

— Антихри-ист!!! — и стартовала.

Она пронеслась мимо опешившего Потрошилова, громко лязгая вставной челюстью. Брызги собачьей слюны обдали Алика щедрым веером. Топот и вопль сотрясли подъезд по самую крышу. Но гражданская позиция жильцов была тверда, как курс рубля. Ни одна дверь не открылась, и никто не выглянул на шум. Тактичность давно пришла на смену любопытству советского образца. От нее было намного меньше неприятностей.

Мопс вырвался из ослабевших рук ровесницы нэпа и вылетел из подъезда элегантней афганской борзой. Двор огласил истошный вой. Старушка выла громче. Но мопс — жалобней. Они, не сговариваясь, повернули к ближайшей церкви. Создавалось впечатление, что маршрут был для них привычен.

За дверью шестьдесят четвертой квартиры послышались голоса. Альберт Степанович замер, с ужасом ожидая предсмертного писка Ватсона. Но голоса стихли. На лестнице восстановился покой заурядного вечера рабочих буден.

Распутин шепнул:

— Начало операции — в двадцать три десять.

После чего рванул по лестнице вверх. Алик пристроил швабру под дверную ручку шестьдесят четвертой квартиры и укрепил ее между перил, подперев ногой. Теперь из преступного гнезда можно было уйти только через окно.

* * *

В квартире Рыжова громке кричал телевизор.

Напротив полированного гроба со стеклянным окошком в мир красивой лжи и грязной полуправды сидели Артур Александрович Кнабаух с Чегеварой. В прихожей Коля-Коля работал над собой перед зеркалом. Оттуда неслось энергичное сопение. Для перекрытия которого и понадобилась вся акустическая мощь пожилого «Горизонта».

Хомяк по имени Доктор Ватсон томился в литровой банке на столе. Его третий день кормили «Кити-Кэтом». От сухих, неаппетитных комочков заложнику снились кошмары про крышу и кастрацию. Он спал в стеклянной тюрьме, демонстративно повернувшись к врагу толстеньким задом.

Во время рекламных пауз Чегевара встряхивал банку. Ему не верилось, что за мохнатую крысу кто-нибудь отвалит кучу денег. Но Кнабаух в этом не сомневался. А ошибался он редко.

Внутри голубого экрана чудил телеведущий ток-шоу «Про окна». Шоу состояло из болтовни, посвященной ужасу коммунальных квартир. Участники передачи несусветно врали на всю страну. Неумело и неартистично.

— За мною постоянно наблюдают из окна! — заявил с экрана субъект в ораижевом галстуке.

— Идиот! — вальяжно прокомментировал Кнабаух.

— Зачем? — картинно удивился ведущий.

— Чтобы отравить прямо в квартире! — Субъект ненатурально вздрогнул.

— Во, лажа! — восторженно влез в искусство Чегевара.

Клим Распутин высоты не боялся. Он вообще ни черта не боялся. Особенно придурков, ворующих хомяков у сотрудников милиции. Риск будоражил ему кровь. Предстоял экстремальный спуск с крыши, проникновение в бандитский притон и операция по освобождению заложника. Короче говоря, такая жизнь Климу нравилась.

Он обмотал прочнейший нейлоновый трос вокруг трубы и обвязался им по всем канонам альпинизма. Баллон с фторотаном висел у него за спиной, неприятно холодя копчик. До начала операции оставалось двадцать минут. Экстремал взглянул вниз с высоты пятого этажа. Кричать было нельзя. Поэтому он негромко шепнул, начиная спуск:

— Банзай!