Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок

Импровизированная сцена еще была пуста, но благоговение уже заполнило больные души. Народ застыл, ожидая появления гуру. Только по углам холла, скрытые дымовой завесой, трудились Рыжов и Чегевара, размахивая полотенцами над обычными ведрами. Вызывая испарение, в воде плавал сухой лед. Достать его удалось по большому блату, за блок сигарет «Прима», через запойную буфетчицу Васильевну, раньше работавшую на хладокомбинате. На шее у экстрасенса болталось ожерелье из трех стаканов, издавая мистическое позвякивание.

Клубы тумана стали объемней, звон — громче. Пациенты четвертого отделения дружно задрожали от нетерпения и страха. И тут из туманного облака возникла расплывчатая фигура в смирительной рубашке. Онемевшие зрители вздрогнули. Гуру въехал в холл на каталке, будто выплывая из небытия. Некогда белоснежная накрахмаленная рубаха пестрела ярко-красными пятнами и прорехами, превратившись в рубище мученика. Голову Кнабауха окаймлял импровизированный венец. Не то терновый, не то липовый. Из-под засохших листьев на лицо стекали тонкие бордовые ручейки, странно похожие на потеки кетчупа.

Тишина сгустилась в напряженном ожидании чего-то страшного, неведомого и окончательного. Гуру воздел к потолку руки. Длинные незавязанные рукава порхнули двумя белыми флагами, объявляющими о капитуляции.

— Господа, — тихо и торжественно сказал он, — интеграция вошла в перигей! Хронометрические константы данной реальности элиминируют меня в параллельный континуум.

Красивые малопонятные слова почему-то вызвали промозглое ледяное ощущение приближающейся разлуки. Психи, как женщины, не вдумывались в смысл. Они слушали сердцем. Стеклянный перезвон стал громче, туман гуще, а скорбь просто захлестнула четвертое отделение. Ставя точку в последнем собрании умалишенного коллектива, психиатрический гуру махнул руками и крикнул:

— Я ухожу, господа! Спасайся кто может! Свободу узникам разума!

Неожиданно свет в холле потускнел и начал гаснуть. Силуэт Вождя расплылся в дымной пелене. Единственный официально разумный свидетель подозрительного действа — санитар Семен Барыбин — остолбенел возле заднего ряда с открытым ртом, решая, стоит ли вмешиваться в ход событий. Но святая уверенность в нерушимости границ родной больницы пересилила условно-хватательный рефлекс. Он остался стоять на месте, пребывая в немом изумлении.

Гуру исчез так же внезапно, как и появился. Сразу после его исхода на холл пала тьма. Туман буквально прыгнул на замерший коллектив, парализуя всяческое движение. Во мраке и тишине тридцать человек взвыли в один голос. Пронзительный вой осиротевших психов взмыл к небу. Но не долетел, ударившись о желтоватый потолок, вернулся назад и еще больше возбудил поклонников непонятной интеграции. Кто-то вскочил с места, сдирая с себя пижаму. Следом подпрыгнули соседи. От резких движений туман дрогнул, расступаясь. Небольшой пятачок, на котором долгие годы ежедневно священнодействовал гуру, был пуст. Эта пустота больно резанула по привыкшим к темноте глазам и нездоровой психике.

— Уше-ел!!! — горестно завопил самый буйный из пациентов «четверки». — Свободу-у!!!

— Спасайся кто може-ет!!! — подхватили параноики.

Кнабаух умел находить подход к людям. Каждому нашелся лозунг по душе. Психи вскочили с мест, вопя и толкаясь. Стены дрогнули. По коридорам и палатам разнеслось эхо начинающейся смуты. Вожак буйных бросился грудью на решетку. Раздался звонкий металлический лязг.

Полумрак холла словно прорезала молния. Психопаты вдруг ощутили, как их охватила заветная интеграция. В едином порыве они выплеснулись на просторы отделения. Объединенные общим горем сумасшедшие понеслись навстречу полному безумию.

В четвертом отделении грянул бунт. Такого история Скворцова-Степанова еще не знала. Орущая толпа легко смела с дороги обалдевшего Семена. Препятствий к свободному волеизъявлению у скопища личностей не осталось.

Во главе бунтарей мчались буйные, позабыв по дороге причину всеобщего возбуждения. Они почувствовали себя восставшим пролетариатом и революционными матросами одновременно. Все остальное моментально потеряло значение. Следом трусили параноики. Не так быстро и сокрушительно. Да и недалеко. До своей палаты. Где и юркнули под койки. Шизофреники в проволочных шлемах, получив одобрение из созвездия Кассиопеи, бунтовали не торопясь. В основном ковыряя пальцами давно обесточенные коридорные розетки. Мятеж замыкали вялые меланхолики. Они немного постонали за компанию, но быстро устали и присели поплакать вдоль стены.

Бить и крушить на отделении оказалось нечего. Попытки оторвать привинченные к полу стулья и пошвыряться пришитыми к матрасам подушками вскоре сошли на нет. Пластиковые окна, защищенные решетками, не бились. Стенды от стен не отрывались. Медсестры на посту не было. И даже санитар Семен оперативно дезертировал, опасаясь репрессий.