Легенда о Коловрате

– Держись! – откуда-то издалека послышался хриплый крик. Каркун с перекошенным от волнения лицом протягивал Федору руку, чтобы тот не упал с коня на землю.

– Богатырь раз бьет – пятерых мнет! – усмехнулся сын рязанского князя, не к месту вспомнив слова, которые говорил Коловрату. Из уголка его рта потекла теплая струйка крови, а через миг твердая как камень земля больно ударила в плечо.

С трудом поднявшись, Федор вытащил меч, сильно ударил по крупу коня, на котором сидел Каркун – скачи! – и повернулся навстречу мунгалам. Рядом свистели стрелы, кричали и падали на землю русичи. Федору казалось, что земля содрогается в ужасе от творящегося кругом смертоубийства.

За спиной раздался голос Ратмира:

– К лесу давай! Там нас не ждут! Кругом обойдем.

…Слава Богу, не все полегли. Уходят. Давайте, родные, скачите. Я прикрою.

На ватных ногах княжич пошел вперед. Но дойти до лучников Хоставрула ему не дали. Мунгалы наваливались на него со всех сторон. Федор рубил и колол, не останавливаясь, не давая себе и врагам передышки. Меч свистел в его руках не хуже вражеских стрел, рассекая воздух, мясо и кости. Но на месте каждого мертвого татарина вставало еще двое. И силы у раненого княжича стали иссякать. Боль все сильнее сковывала тело, страшный холод и усталость не давали поднять руку. Наконец один из узкоглазых воинов выбил у него меч и уже замахнулся, чтобы нанести последний удар, как из-за его спины раздался резкий окрик.

Перед глазами Федора все плыло, превращаясь в цветной водоворот. Ноздри разъедал удушающий запах крови и железа. Звуки слышались глухо, будто издалека… Зашатавшись, княжич упал, и сознание стало затухать, отпуская его грешную душу на покой. Однако спокойно испустить дух ему не позволили.

С двух сторон Федора подхватили под руки, резко тряхнув, поставили на колени. Чья-то пятерня вцепилась ему в волосы и заставила поднять голову. Княжич увидел Батыя, гордо восседающего на черном жеребце, которого он отобрал из коней, присланных Юрием. У ног своего повелителя стоял Хоставрул – изумрудная серьга в его ухе поблескивала, будто радуясь унижению уруса.

Хан смотрел на княжича сверху вниз и презрительно улыбался.

Федор попытался плюнуть ему в лицо, но потрескавшиеся губы только слегка шевельнулись. Внезапно мир заслонила худая согбенная годами спина.

– Меня, меня рубите! Княжича не троньте! Дитё ж еще малое…

Апоница.

Княжич зажмурился, как от страшной боли. Ну что же ты, дядька? Зачем?

Апоница ухаживал за Федором, сколько тот себя помнил. Вытирал нос, учил уму-разуму, опекал и заботился чуть ли не лучше родной матери. Учил драться, держать строй, рубить мечом и пускать стрелы в цель.

И даже когда княжеский сын вошел в возраст, побывал в баталиях, женился и обзавелся собственным чадом, старик не оставил воспитанника. Сил у него теперь было немного, и хватало их лишь на малую толику полезных дел, но уходить на покой Апоница отказывался. Вот и теперь верный слуга заслонял своего хозяина от напастей. Вдруг проклятые татары возьмут его никчемную жизнь, которой и осталось-то на три вздоха, а Федору, дитятке дорогому, оставят.

Свистнул аркан, и Апоница рухнул лицом вниз. Один из подручных Хоставрула подтянул худое тело к своей лошади, приподнял, заставил встать на ноги и достал нож. Батый посмотрел на старика, и в глазах у него мелькнула тень уважения. Хан сделал знак. Нож исчез в ножнах, а конец аркана воин намотал на луку седла. Апоница вцепился трясущимися руками в петлю, стянувшую горло, посмотрел на княжича и заплакал.

Хоставрул подошел к Федору и под пристальным взглядом Батыя одним движением отсек ему голову. Когда бездыханное тело уруса упало на землю, хан безучастно посмотрел на него, потом в ту сторону, куда ускакали выжившие рязанцы, и бросил:

– Погони не надо. У них одна дорога – в лес. Сами околеют…

Хоставрул, все еще держа в руке голову Федора, склонился перед своим повелителем и доложил:

– Орда готова.

Батый коротко кивнул.

– Отдайте тело этому старику. Пусть несет его в Резан, чтобы вселить ужас в урусские сердца!

Рядом с трупом княжича ударил барабан, а через несколько минут барабаны били уже по всему необъятному лагерю мунгалов. Орда строилась в боевые порядки.

Глава восьмая

Евпатия терзал кошмар.

Мерещилось, словно он запутался в душной жаркой перине и никак не может выбраться. Иной раз ему удавалось высунуть голову наружу, и тогда он видел, что у постели сидела его супруга, Настя, с озабоченным лицом. Но стоило моргнуть, как он видел, что это никакая не Настасья, а здоровенный степняк, в дорого украшенных доспехах, лицо у него тёмно, при лучине не разглядеть, только видать, как в ухе горит серьга с зеленым камнем. Евпатий тяжко застонал и снова спрятался в перину, а когда вылез, у кровати сидел Каркун и улыбался, как дурачок, кося черным вороньим глазом. Коловрат все не мог оторваться от этого глаза, заглядывал в него, силясь разглядеть, что с другой стороны, и вдруг, словно провалился внутрь и падал, падал…