Левандовский работал с полным напряжением сил. Он успешно руководил отделом, разрабатывал планы операций, переформировывал колонны и отряды в дивизии и полки, много энергии тратил на то, чтобы обеспечить армию боеприпасами.
«В смысле вооружения, снаряжения, обмундирования и медицинской помощи, — писал Серго Орджоникидзе, — положение было ниже всякой критики. Патронов не было, снарядов не было, обмундирования, медицинской помощи не было».
Приехавший в Москву С. М. Киров представил В. И. Ленину точные расчеты сил и средств, необходимых для защиты Терского края. Владимир Ильич отнесся к просьбам терцев очень внимательно. Вопрос об оказании помощи Северному Кавказу он незамедлительно включил в повестку дня заседания ЦК партии и Малого Совнаркома, поставив на докладной записке терских большевиков пометку «архисрочно». В короткий срок были снаряжены экспедиции на Кавказ, которые везли большое количество оружия и снаряжения. К несчастью, до 11-й армии почти ничего не доходило: все либо оседало в Астрахани, либо растаскивалось прямо с вокзала и пароходов, расхищалось со складов. Тылы были дезорганизованы, в них царили неразбериха и саботаж. Поэтому Левандовский без колебаний вступил в конфликт со штабом и Реввоенсоветом фронта. Молодой начальник отдела, только что выдвинутый на высокую должность, не боялся высказывать свои мнения и претензии. Ратуя прежде всего за интересы армии, он меньше всего думал о личном благе или о нежелательных последствиях для себя. Такую принципиальную позицию он занимал всегда, при всех жизненных обстоятельствах.
11-я армия находилась еще в стадии переформирования, когда командование Каспийско-Кавказского фронта потребовало от нее немедленного наступления. Своими активными действиями она должна была отвлечь белых от Царицына, не дать им возможность снять свои части с Северного Кавказа и перебросить их на Дон в помощь генералу Краснову.
Вместе с начальником
К штабу армии подъезжали всадники: с передовых позиций собирались командиры, чтобы еще раз уточнить диспозицию. В овальном зале, задрапированном шелком, рассаживались прибывшие с фронта начдивы, начальники штабов, военкомы. Совещание не открывали, ждали приезда Ивана Кочубея. Вдруг в вестибюле раздались громкие крики и ругань.
«Наверное, Иван Антонович бушует», — мелькнуло в голове у Михаила Карловича, и он поспешил к выходу. Картина, которую он застал, вызвала у него улыбку. Рассвирепевший комбриг одной рукой держал за шиворот трясущегося от страха штабиста, другой пытался вытащить из ножен свою шашку:
— Как ты можешь говорить мне такое?! — кричал в гневе Кочубей. — Зараз от тебя только мокрое место останется!
С приездом нового командующего армией был установлен порядок — всякий входивший в штаб армии должен был получить пропуск и сдать оружие специально поставленному в дверях человеку. Дежурный штабист, не зная крутого нрава Ивана Кочубея, потребовал от него сдать шашку и револьвер. Это требование и привело лихого комбрига в бешенство.
— Успокойтесь, Иван Антонович, — оттаскивал его за локоть Михаил Карлович. — Проходите с оружием. Он человек новый, не признал вас.
Кочубей так вцепился в насмерть перепуганного штабиста, что оторвать его было просто невозможно. На помощь Левандовскому поспешил член Реввоенсовета кубанский казак Сергей Одарюк, к которому Иван Кочубей относился с большим уважением. Вдвоем они оттащили комбрига.
— Идемте, Иван Антонович, мы уже давно ждем вас, — уговаривал Одарюк.
Поднимаясь по лестнице, Кочубей никак не мог остыть, вслух ругал оскорбившего его, как он считал, штабиста:
— У меня оружие захотел отобрать! Да я ему покажу, где раки зимуют!
Слава об Иване Кочубее ходила по всей Кубани. Он отличался безумной храбростью, никто не мог сравниться с ним в джигитовке, стрельбе из револьвера, владении шашкой. Бойцы шли за ним в огонь и в воду, невзирая на то что комбриг обладал неуравновешенным, буйным характером. И еще один недостаток мешал Ивану Кочубею вырасти в хорошего красного командира — он был совершенно неграмотным человеком: не мог ни читать, ни писать, на всех приказах ставил вместо подписи жирный крест или отпечаток своего большого пальца.