Легенда о Красном Снеге

Туман сгущался, Мекелесу это не мешало, а Занка уже перестала различать деревья, и ей пришлось лететь, держась за щиколотку проводника. Однако через час пришлось чуть

снизиться, чтобы Мекелес мог рассматривать землю. Вместе с этим туман рассеялся, но стало темнее, и пошел дождь.

— Мадам, мы летим не так долго, чтобы уже стемнело, или я что-то путаю? — забеспокоился Мекелес.

— Просто слишком плотные облака, — заикалась Занка, — я думаю, скоро пойдет снег.

Мекелес вздрогнул и обернулся, действительно ли Занка летит за ним? Оказалось, что герцогиня была очень и очень напугана.

Минут через пять дождь усилился и путники вымокли до нитки.

Резко похолодало, и крупные капли дождя перемежались с мелкими снежинками. Туча прижимала путников к земле.

— Нам надо идти пешком, — сказал Мекелес. Они пролетели еще немного, ища удобную кочку, и наконец, приземлились.

Снег уже валил мягкими хлопьями, было тихо, как никогда не бывает на топких болотах, было безжизненно. Под ногами хлюпала вода. Занку била дрожь. У Мекелеса зуб на зуб не попадал.

— Итак, первая примета налицо, — сказал он, — что теперь? Куда дальше?

— На север, — устало сказала Занка.

Мекелес покрутился вокруг ствола мелкого деревца, но мха на нем не нашел.

— Тут везде один мох и снег, и туман, и вода, и топи! — сорвалась на крик Занка. Она вдруг поняла, что стоит здесь посреди мерзкого болота на кочке покрытой мхом,

сквозь который сочится вода, замерзшая, голодная, поромокшая насквозь графиня-посмешище из-за какой-то прихоти, не ясной ей самой. Из-за какой-то эфемерной, но отчего-то ценной, даже сверхценной идеи она теперь должна унижаться, мерзнуть посреди болота. Занка спросила себя, а надо ли еще что-нибудь, готова ли она, способна ли что-то сделать, чем-то пожертвовать для достижения своей пустой по сути цели? Ответа она не нашла. И, тем не менее, ее сильнее тянуло к этой мечте, такой дорогой вымученной детской мечте. Занка бессвязно орала злые, язвительные слова, срывая голос. Мекелес смотрел на нее и ничего не понимал: перед ним стояла простая крестьянка, у которой сдавали нервы, девушка, взвалившая на себя слишком много и не сносящая тяжести груза. Чем больше она кричала, тем беззащитнее казалась, и тем сильнее и мужественнее ощущал себя виконт. Он был ниже ростом, чем Занка, и гораздо младше ее, но сильнее и ловчее. Он схватил ее за запястья рук и притянул к себе. Занка пыталась отбиться, но Мекелес крепко держал ее и гладил по волосам:

— Тише, мадам, тише, — приговаривал он.

Занке стало теплее. Она поняла, что назад дороги нет, но есть два выхода: погибнуть на болотах, либо идти до конца. Все, что у нее есть: мальчишка-щенок-предатель, и

верные крылья. Ни дома, ни семьи, ни друзей, ни отечества — их она предала, и с тем, что есть должна идти до конца, умирать ей еще рано. Истерика отступила. И Занка

преобразилась, холодно-спокойная она отстранилась от Мекелеса.

— Спасибо, вам, виконт, нам надо идти дальше. Я, кажется, знаю куда.

Они услышали звон колокольчика.

— Нам туда неопределенно махнула она рукой и пошла на звук, подобрав юбки. Она шла решительно, забыв о недавних ощущения страха и холода, она думала только о звуках.

Промочив ноги, проваливаясь по колено в топь, Мекелес и Занка шли, гонимые последней жаждой жизни. Они прибыли к чугунным воротам с витиеватым чеканным узором и гербами рода, живущего на этой земле. На гербе было изображено древо познания, под ним сидели лев и тигр, по кругу был выкован девиз: "Доблестью и честью отстоять чистоту".

— Так говорили древние короли людей, — с дрожью в голосе проговорил Мекелес.

Занка толкнула створки ворот, те беззвучно раскрылись.

Снег валил тихо и мягко. Путники вошли в припорошенный снегом сад. В конце длинной посыпанной гравием дорожки виднелся силуэт разрушенного замка. Никаких других

звуков, кроме хруста шагов не было слышно в округе. Вокруг все создавало ощущение какого-то ухоженного запустения, будто все, что росло в парке, давно уже состарилось,

но чьими-то неведомыми заботами не умирало и хранило почтенные остатки былого величия, за весь род человеческий. Мекелес рассматривал стоящие по бокам дорожки скульптуры человеческих королей. На мраморных бледных лицах застыли угрюмые выражения. Друг за другом лица и фигуры сильнее и ярче выдавали результат борьбы за чистоту крови — вырождение. В сумраке лица казались живыми, а в мертвенной тишине вроде был слышен шепот. Уродливые и слабоумные монархи обступали Занку и Мекелеса. Герцогине казалось, что вот-вот должен раздаться душераздирающий крик и, услышав его, она упадет замертво. Мекелес же, наоборот, с интересом разглядывал уродства королей. Они очень долго шли по дорожке. Мекелес вспоминал параллельно историю.