Легенда о легенде

Л. Эти правила никак не вязались с работой… Я говорю о свободе общения с иностранцами, о широких контактах, посещениях различных собраний и конференций, увеселительных мест и частных сборищ. Свобода духовного выбора. Можно было читать Кестлера или Солженицына — естественно, для того, чтобы "знать идеологического противника". Смотреть любые фильмы и спектакли. Тогда, как и большинство моих сверстников, переживших смерть Сталина и XX съезд, я верил во множество догм… в общество без рынка и без денег, в эффективность реформ Хрущёва — всё-таки мы учились по старым канонам. Русские всегда страдали утопизмом, это ещё Гоголь подметил.

Но взгляды медленно менялись, особенно после 1968 года. Я вообще считаю, что настоящее политическое образование мне дали работа и "продажная английская пресса", которую я регулярно стараюсь читать до сих пор.

Д. Вы долго работали в разведке?

Л. До 80-го года. После этого занялся журналистикой, написал несколько пьес. Защитил кандидатскую…

Д. Повлияли ли на разведку застойные годы?

Л. Несомненно. Хотя мне не нравится термин "застойные". В моём понимании застой — это прежде всего загнивание политического руководства, насильственно сохраняющего изжившую себя систему. Разве трудящийся человек виноват, что по числу комбайнов и тракторов мы опередили США, а на селе их не хватает? Разведчик — такой же труженик, только он добывает информацию, а не уголь или газ. Обидно, конечно, что наши лидеры в то время мало прислушивались к мнению разведчиков и агентов.

Д. Вы употребили слово "агент"…

Л. У нас в печати это слово носит почему-то сугубо негативный характер. Это идёт от сталинщины… Помните "агентов буржуазных разведок"? А ведь в своё время с гордостью писали об агентах "Искры", об агентах ЦК. У разведки были, конечно, успехи, но её не назовёшь единственным оазисом в пустыне застоя, как некоторые пытаются представить. Бюрократизм, формализм, гигантомании, погоня за внешними показателями, рост бумажного вала — эти пороки любого министерства полностью относятся и к разведке.

Д. А как сочетается разведка с перестройкой в международных отношениях?

Л. Разведка небольшая и эффективная организация нам нужна. Надо поднять её роль в государстве, поставить под строгий контроль Верховного Совета, ознакомить народ хотя бы с теми аспектами её деятельности, которые широко известны на Западе ведь о деятельности нашей разведки существует целая литература… Нужно выделить разведку из КГБ, внутри которого целый конгломерат с самыми различными функциями. Во всех цивилизованных странах разведка существует отдельно. Кстати, это затрудняет попытки оправдать нарушения законов и прав человека внутри страны некими "внешними интересами". Что общего имеет разведка со следственными органами? Или даже с контрразведкой? Истории с "психушками", процессы над Синявским или Якиром, другие нарушения прав человека наносили сокрушительные удары по разведке, ибо от нас отшатывались люди, симпатизирующие СССР и социализму.

Разведка нужна, она является печальной необходимостью, пока существует опасность агрессии, прикрываемой идеологическими или религиозными доктринами. История непредсказуема и, как писал Герцен, напоминает автобиографию сумасшедшего. Однако, пока существует шпионаж и шпиономания, взаимного доверия и перестройки в международных отношениях быть не может. Кто нас пустит в европейский дом, в международное сообщество? Да и мы тоже не лыком шиты. Надеюсь, доживём и до более тесного сотрудничества ЦРУ и КГБ, увидим совместные исследования и оценки ситуаций в некоторых горячих точках мира. Это должно решать политическое руководство обеих стран, сами разведки, пожалуй, объективно заинтересованы в тайной войне. По мере укрепления политического доверия желательно, на мой взгляд, отказаться и от вербовочной работы, и от сбора компрометирующих данных, от дезинформации — пока этим, увы, занимаются все разведывательные службы. Иными словами, избавить разведку от всего того, что дурно пахнет, т. е. от шпионажа. Мои бывшие коллеги скорее всего решат, что я спятил или впал в маразм, но движение от конфронтации к сотрудничеству предполагает — я убеждён — новую роль разведывательных служб.

Д. Почему вы написали фарс? Неужели работа в разведке настолько забавна?

Л. Тимофеев-Ресовский (Зубр) говорил: "Наука — баба весёлая и не любит, когда к ней подходят с паучьей серьёзностью". Это относится и к политике, и к дипломатии, и к разведке. Один мой бывший коллега, слушая пьесу, заснул, другой сказал, что я написал чёрт знает что, третий прочитал три раза и заявил, что ничего не понял. У нас в стране работа разведки мистифицирована, принято восторженно писать о "героях невидимого фронта". Я — против культа разведки. Интересно, что многие писатели, служившие или связанные с разведкой, хорошо чувствовали трагикомическую сторону профессии. С. Моэм создал в этом ключе серию рассказов, К. Маккензи написал "Вода в мозгу", Г. Грин "Наш человек в Гаване".

Д. Давно вы начали писать?