Легенда о Людовике

Ночь по возвращении из Ройомона она провела у себя, никем не потревоженная, — Луи разбирал почту, пришедшую в те дни, что он участвовал в возведении аббатства, и улаживал какие-то местные неурядицы. Так было всегда — стоило Людовику явиться по какому-то делу в одно из своих владений, удаленных от Парижа, тут же находилась еще сотня новых дел, о которых он прежде не знал, но в которых непременно должен был разобраться. Благо еще, что в Понтуазе не знали точного часа его возвращения, иначе вдоль всей дворцовой стены выстроились бы просители, молящие о справедливости. Людовик был действительно справедлив и каждому воздавал по заслугам — однако же Маргарита, хоть и искренне восхищалась им и уважала за это, все же считала, что супругу ее иногда надлежит спать и отдыхать, а не только выслушивать жалобы, улаживать тяжбы и таскать камни на строительстве монастырей.

Следующим днем Маргарита видела Людовика на утренней службе, но почти не разговаривала с ним, не считая обычного учтивого приветствия — столь краткого и бесстрастного, сколь требовало присутствие неподалеку королевы-матери. Во время той мессы Маргарита была немного рассеянна, и меньше слушала священника, чем смотрела по сторонам. Ее тревожило здоровье Альфонса, всю службу громко и надсадно кашлявшего. Луи оглянулся на него раз или два, и Маргарита не могла сказать, чего было более в этом взгляде: беспокойства за брата или же недовольства тем, что он своим кашлем нарушает умиротворение молящихся. Когда месса кончилась, Маргарита подошла к Альфонсу и спросила, осматривал ли его мэтр де Молье. Ответить Альфонс не успел, так как меж ним и Маргаритой величественно явилась королева-мать, повторив вопрос Маргариты (которого она, стоя рядом, не могла не слышать) и пощупав лоб и шею своего сына холодной белой рукой. Маргарита молча отошла, не смея продолжать беседу поверх неподвижного плеча Бланки. Она надеялась — не без основания, впрочем, — что мать по заботится об Альфонсе, во всяком случае не хуже, чем могла бы позаботиться Маргарита.

Она готовилась вернуться к себе, когда к ней вдруг подбежал Жан Жуанвиль — юный рыцарь, которого Луи с недавних пор особенно полюбил и приблизил к себе. Маргарита сразу остановилась, потому что Жуанвиль если и являлся к ней, то всегда с прямым поручением от самого Людовика. Так вышло и в этот раз: быстро оглянувшись и удостоверившись, что Бланка занята разговором с Альфонсом, юноша шепнул Маргарите, что его величество просит ее не идти к себе, а выждать пять минут и подняться в его покои, находившиеся двумя этажами выше дворцовой капеллы. Передав сообщение, Жуанвиль юркнул в сторону с проворством мышонка, давно навострившегося таскать сыр из мышеловки прямо под носом хозяйского кота. Он был столь ловок в этом и так преуспел, что королева-мать, кажется, действительно ничего не заметила.

Выйдя из капеллы, Маргарита, как ей было велено, прошла немного по коридору и остановилась за поворотом у распахнутого окна, делая вид, будто наблюдает за парочкой голубей, миловавшихся на подоконнике. Глядя на них, Маргарита сунула ладонь в складки платья, надеясь отыскать там кусочек хлеба — она любила кормить животных и часто носила с собой что-нибудь, чем можно было бы порадовать воробья, кота или лошадь. Кроме того, это послужило бы ей оправданием на тот случай, если бы Бланка прошла мимо нее и поинтересовалась, с чего это она без дела стоит у окна. Будто назло, ничего подходящего в юбке у себя Маргарита не нашла и успела испугаться, когда услышала шаги, но поняла, что они не приближаются, а отдаляются — королева-мать пошла от капеллы в другую сторону, видимо, решив сопроводить Альфонса в его комнаты. Маргарита облегченно вздохнула и, протянув руку, в порыве светлой радости легонько погладила ближнего к ней голубя по шелковистой серой спинке. Голуби тут же тревожно закурлыкали и, сорвавшись с подоконника, улетели. Маргарита поглядела, как они устраиваются под крышей, в местечке поспокойнее, и тихо вздохнула.

Пять минут миновало, и теперь она могла подняться к Людовику.

Она редко ходила галереями Понтуазского дворца одна, хотя и знала их достаточно хорошо, чтобы не заблудиться. Стражи стояло мало — порядки в резиденции Людовика не были слишком строги, потому что он не опасался ни вероломных врагов, ни чрезмерно настойчивых просителей, будучи уверен, что достойно справится и с теми, и с другими. Маргарита миновала два караула, пересекла три зала и два прохода, поднялась, спустилась и снова поднялась по лестнице и наконец очутилась перед дверью в покои своего супруга.

Жуанвиль уже ждал ее, приплясывая на месте от нетерпения.

— Я уж думал, вас задержали, — выдохнул он, вытягивая свою по-мальчишески худую шею и косясь Маргарите за спину с недоверчивостью старого сторожевого пса. — Вы шли одна?

— Одна, Жан, одна. Полно, — улыбаясь ему, сказала Маргарита. — Сир супруг мой у себя? Он меня ждет?

— Да, да, ох, что ж это я совсем… проходите, мадам.

Он распахнул перед ней дверь, продолжая озираться. Маргарита ступила вперед.