Легенда о Макаре

Еще больше удивил Михаила другой факт. Почему Макар не эвакуировался на Урал в организованном порядке. В сентябре 41-го за Урал было вывезено с оборудованием около трети персонала завода.

Признания

Утром следующего дня Михаил напросился на прием к городскому прокурору.

Манюня встретил его словами:

– Твое появление должно означать, что есть интересная информация.

– На этот раз Вы не угадали. Пришел, потому что в тупике. Только и узнал, что кулаки Писаренко существовали и были раскулачены в 30-м году. Действительно, был такой Мартын Писаренко, младший из братьев и был у него сын Петр 22-го года рождения.

– И все?

– Написал еще запросы по архивам. Ответа пока нет.

– Что предлагаешь?

– Предлагаю побеседовать с Писаренковым.

– План беседы наметил?

– Расскажу, что ездил в Лебединское и Талаковку, а потом послушаю его. Пусть говорит. Может, из этого разговора что-нибудь да получится.

– Твоему мнению вполне доверяю. Если непонятно, что делать, то нужно использовать принцип мышонка попавшего в сметану, то есть барахтаться.

– Где лучше провести беседу? У нас или на заводе?

– А давай, я у него спрошу. Все равно в знак уважения к депутату, договариваться о встрече нужно мне.

– Тогда звоните, пожалуйста, прямо сейчас иначе я пропаду от безделья.

Манюня вызвал Ольгу, своего секретаря и поручил соединить его с заместителем директора металлургического завода по кадрам.

Ольга сверкнула глянцевой чернотой свежеокрашенных волос и вышла из кабинета, подарив Михаилу осуждающий взгляд. Как только появляется в кабинете городского прокурора Михаил, так ее начинают гонять взад-вперед.

Она не ошиблась. Стоило ей взять в руки телефонную трубку, как Николай Петрович попросил после звонка приготовить чай на двоих.

Ольга соединила Манюню с Писаренковым и направилась в комнату отдыха прокурора, заваривать чай.

– Попросил тебя приехать к нему на завод. Сегодня у него напряженный день. Гарантировал, что мешать не будут.

– Время приема он назвал?

– Попьем чаю и поезжай.

За чаем Михаил рассказал о своих встречах с ветераном войны и бывшей сельской учительницей, а также коротко о том, что узнал о Макаре Мазаеве.

– Местные жители, и я, в том числе, хорошо знают эту легенду. Пьяница и забияка он был первостатейный. Жену поколачивал. Высокий и физически сильный как большинство сталеваров. Завистников и врагов у него было предостаточно. Ходят не безосновательные слухи, что в стахановцы он пробивался из-за желания заколотить деньгу. Это у него получилось, но он все прогулял. Необходимо отдать ему должное, на немцев он не захотел работать ни за какие коврижки. Так что памятник себе вполне заслужил.

– Хоть технические выкладки Макара в его книжке вызывают у меня подозрение, думаю, не стану тратить время на выяснение.

– Здесь нужен специалист металлург.

– Формула там на уровне арифметики: вес плавки в тоннах умножаешь на 24 и делишь на время плавки в часах и площадь пода печи. Получается показатель: съем стали с квадратного метра площади пода печи.

– Что тебе показалось странным?

– В одном месте своих мемуаров он приводит параметры печи, на которой работал: 26,7 квадратных метров площадь пода и емкость 60 тонн. В поздравительной телеграмме Орджоникидзе он пишет, что выпустил плавку в 111,5 тонны за 6 часов 40 минут и дал 15 тонн съема с квадратного метра пода. Когда я обратным счетом определил площадь пода печи, то получил те же 26,7 квадратных метров. Вот загадка! Как можно в трехлитровой кастрюле сварить вдвое больше борща за один заход?!

– Думаю, металлурги знают. Не мучайся, найди время и проконсультируйся в отделе главного металлурга. Ты ведь сейчас едешь на завод.

– Попытаюсь.

Заводоуправление по традиции называли Главная контора. Писаренков вышел встретить Михаила в приемную, как только секретарь сообщила, что пришел Гречка.

Замдиректора предложил Михаилу место за приставным столиком, и сам сел не в свое кресло, а напротив следователя. Перед Михаилом сидел солидный мужчина, на вид не более шестидесяти лет, седой, но с густой шевелюрой слегка вьющихся волос. Глаза карие и очень живые – самый заметный объект на лице. На лбу шрам, которому при первой встрече Михаил не придал никакого значения. Может ли удивить шрам на лице ветерана войны, причем раненного не однажды.

Михаил без труда заметил, что Писаренков сильно волнуется.

– Наша беседа носит добровольный характер с вашей стороны. Вы не обязаны отвечать на мои вопросы. Нас интересуют период Вашей жизни до апреля 42-го года. Не буду скрывать, мы приводим поиски в архивах. Впрочем, в Ваших интересах быть предельно откровенным. Ваша жизнь после перевешивает все негативное, что могло быть до этого.

– Сколько вам лет?

– Двадцать девять.

– А мне семьдесят. Это я к тому, что я лучше знаю цену слову. У меня нет оснований Вам не доверять, но от Вас, извините, мало что зависит.

– Мне поручил это дело городской прокурор, вы его знаете…

– Да, Николаю Петровичу можно доверять, но и от него не все зависит.