В конце акта ответственность за злодеяния возлагалась на Вульфа и Бердичевского.
В документе Михаила насторожила одна странность. Не были указаны адреса членов комиссии. У военных только чин: подполковник, майор. Ни должности, ни номера части, ни рода войск. Не было списков казненных. Ведь у них могли быть родственники или знакомые. Вдруг он вспомнил Катунь и один документ с этим связанный. Не тот ли здесь случай.
Ветерану было за восемьдесят. Высокий костлявый старик был гладко выбрит. Еще густые седые волосы зачесаны на пробор. Было в нем что-то от английского аристократа, как их изображают в наших фильмах: удлиненное лицо, твидовый костюм, хоть и не новый, но еще весьма приличный, массивная трость с резной ручкой, достоинство и самоуважение в фигуре и движениях.
– Чем могу быть полезен? – спросил Панавин после взаимных приветствий и усаживания.
– Владислав Семенович, Вы когда-то подписали вот этот документ, – Михаил показал Панавину копию акта.
– Да! Тогда я возглавил городскую комсомольскую организацию и принял участие в работе комиссии по расследованию злодеяний фашистов в нашем городе.
– У меня есть несколько вопросов.
– Я отвечу на них в меру своей информированности, но сначала ответьте на мой вопрос. В связи с чем прокуратура занялась данным актом?
– Дело не в данном конкретном акте. Мы ищем свидетелей событий с октября 41-го по апрель 42-го года. Поступило заявления, где один из руководителей завода обвиняется в совершении преступлений во время немецкой оккупации. Кто-нибудь еще проживает в городе из тех, кто подписал акт?
– Насколько мне известно, я остался один. Остальные умерли или их следы затерялись почти сразу.
– В списке присутствуют несколько жен офицеров Красной Армии и два военных. Кто эти военные? Здесь только фамилия и чин: Вольфсон Вальдемар Маркович, подполковник, Дудель Савва Осипович, майор.
– Это были представители НКВД. Вальдемар Маркович возглавлял комиссию. Офицерские жены приехали с мужьями, офицерами НКВД, которые были назначены на постоянную работу в городе. Город только освободили, и нужно было срочно создать городскую власть. Собственно городская власть, партийная и комсомольская в том числе, была сформированы за неделю до освобождения города в Харькове.
– Это понятно! Непонятно зачем нужна была такая спешка с актом. Акт составлен на следующий день после освобождения города. Разве такая поспешность не есть профанация самой идеи регистрации преступлений фашистов. Для жертв приводятся только фамилии без имени и отчества, адреса проживания, списков родственников или свидетелей подтверждающих личности и обстоятельства преступления. Говорится о сотнях и тысячах жертв, а в акте всего одиннадцать фамилий. Нет указаний о месте захоронения. В любой момент тот же Бердичевский скажет, что комсомолец расстрелян за мародерство или ношение оружия, то есть грубо нарушил закон военного времени. У него тоже будут свидетели и так далее.
– Так для этого нужно много времени. И вообще я не понял Вашу позицию. Вы что, оправдываете преступления фашистов?
– Глупости! Я доказываю профессиональную несостоятельность тех, кто руководил работой комиссии. С юридической точки зрения документ не выдерживает никакой критики. Любой нормальный суд, даже на Нюрнбергском процессе, не принял бы этот документ в качестве свидетельства преступлений. Зачем он был составлен?
– Как зачем? Разве преступников не нужно было наказать, если бы их поймали. Будущий Нюрнбергский процесс никто не мог даже вообразить тогда.
– У меня есть подозрения, что акт составлен ради первых нескольких абзацев первого раздела. НКВД снимало с себя ответственность за убийство 28 человек без суда и следствия. А мучили их они, чтобы вырвать признание.
– Это клевета на наши органы. Сейчас все языки распустили.
– Я не хочу Вас оскорблять, но все что вы говорите следствие некомпетентности, замешанной на тупом фанатизме. Вы знаете указание наркома Меркулова от 23 июня 1941 года о вывозе арестованных, числящихся за НКГБ, НКВД, судом и прокуратурой. Там предлагается местным органам по их усмотрению расстреливать заключенных, причем с примечанием, что заключенный сознался или нет. Вы бы решились расстрелять человека, вина которого не доказана и он не сознается.
– Грязная клевета.
– Пожалуйста, прочитайте документ, – Михаил передал Панавину копию указания Меркулова.
У Панавина дрожали губы и руки, когда он читал этот короткий, всего три пункта и одна страница, документ, означающий смерть для многих тысяч арестованных только по подозрению, доносу или социальным признакам родителей.
– Прочитали?
– Не верю!
– Подлинность документа подтверждена КГБ в 1967 году, указано место хранения оригинала. Можете сами сделать запрос и убедиться. А теперь скажите, зачем немцам истязать узников НКВД, своих потенциальных сторонников и помощников?
– Прочитайте внимательно акт. Они схватили первых попавшихся людей, чтобы очернить наши органы. И вы, фальшивые демократы, вместе с ними растоптали не только наши идеи, но и нашу жизнь.