Легенда о малом гарнизоне

– Он правильно говорит, – вмешался Тимофей. – Ложился бы ты, силы экономить надо.

– Бесполезно все это, – сказал Ромка, – я вот читал где-то, что человек, когда кричит от боли, за одну минуту теряет столько нервной энергии, сколько за восемь рабочих часов.

– Только что придумал? – чуть приоткрыв глаза, спросил Медведев.

– А что, запросто может быть, – поддержал Залогин. – Я вот знаю, на тренировке пробегаешь сто метров двадцать раз – хоть бы что, а на соревнованиях – дядя, ты слушай, тебе ведь говорю, – так вот, на соревнованиях дернешь эти сто метров – и дух из тебя вон. На трое суток полуобморочное состояние.

Тут они услышали – звуки отчетливо передавались им по полу – приближающийся по коридору уверенный и тяжелый топот многих ног. Дверь распахнулась: вошли сначала двое автоматчиков в черном, за ними генерал в такой же форме со свастикой на нарукавной повязке и молниями в петлицах и с ним господин, как-то странно одетый. На нем были немецкие форменные сапоги, кавалерийские галифе и френч полувоенного покроя; он был выше генерала почти на голову и лицом точно никакой не немец. На красноармейцев он взглянул с интересом, а может быть, даже с удовольствием.

– Вот они, князь. Полюбуйтесь на этих героев. Я рассмотрел из окна кабинета, когда их выбрасывали из машины, и уже тогда составил о них свое мнение, которое полностью подтвердилось, когда мне принесли их паршивые бумаги. Честное слово, князь, будь у меня хоть немножко времени, я бы докопался, какой идиот решил, что это сборище может заинтересовать имперскую контрразведку.

– Братцы, может быть, вы все-таки встанете, – сказал длинный.

– А чего это? – нарочито медленно произнес Ромка.

– Да вроде бы пришли к вам люди, которые старше вас. Неудобно как-то разговаривать.

Красноармейцы поглядели на Тимофея. Тот кивнул. Все встали.

– Хорошие ребята, но они мне тоже не нужны, господин генерал.

– Жаль, князь. В таком случае, не хотите ли пари?

– Прошу вас.

– Ставлю дюжину шампанского, что ваши… э-э… контрразведка за сутки их не сломает.

– Позвольте предложить встречное пари. Ставлю две дюжины, что ваши не добьются этого и за трое суток.

– Не получится, у моих и так работы хватает.

– Вот видите, ваше превосходительство…

– Значит, просто расстрелять?

– Ну уж нет. Они об этом только и мечтают, стервецы. Вон как вызывающе держатся, таких не расстреливать, таких совращать надо.

– Значит, все-таки беретесь, князь?

– Вы же видите – уже взялся. – Он повернулся к красноармейцам. – В сорочке родились, братцы. Выторговал я вас у господина генерала. У вас с собой и вещичек, кажется, нет никаких. Ничего, обзаведетесь. Идите за мной.

Их провели теми же коридорами, посадили в бронетранспортер и везли через город минут пятнадцать. Выпустили посреди просторного заасфальтированного плаца. С двух сторон его ограничивали совершенно похожие друг на друга казенной постройки здания – то ли конюшни, то ли казармы. Они были двухэтажные и какие-то приземистые, массивные, со сводчатой кладкой и окнами, которые легко было переоборудовать в амбразуры. Третью сторону замыкал высокий каменный забор с глухими железными воротами, с крепким, похожим на дот контрольно-пропускным пунктом. С четвертой стороны была то ли высокая стена, то ли там находилось еще одно здание, которое замыкало два боковых наподобие буквы «П». В нем также были глухие железные ворота с калиткой сбоку, в которую и провели красноармейцев.

Пройдя длинную, ярко освещенную электрическими фонарями подворотню, они попали в небольшой квадратный дворик, пятнадцать на пятнадцать метров. Стены здесь были еще выше, но под ногами был песок и гравий, росло несколько головастых ив и одна голубоватая елочка.

Автоматчики передали красноармейцев пожилому типу с вислыми усами в форме какого-то непонятного рода войск. Куртка Тимофея страшно его заинтриговала.

– Слышь, паря, – сказал он, – никак не возьму в толк, за кого же это ты, значит, воевал?

– Ты что, из наших будешь?

– А тут все наши.

Прежде всего их повели мыться. Это было приятно. Но когда они вышли из моечной, их ожидал сюрприз: одежду заменили. На тех самых местах, где они раздевались, лежали пять комплектов нижнего белья и немецкой полевой формы.

Тимофей постучал в дверь. Появились давешний дядька и еще двое типов в такой же форме.

– Папаша, – сказал Тимофей, – мы это надевать не будем. Гони нашу форму.

– Мы ваше тряпье сожгли, – сказал усатый. – Привыкай к этой. Сукно добротное, ни одной латки, сам выбирал.

– Ладно тебе шутить, – упрямился Тимофей. – Сказано, гони форму.

– Нет ее, парень. Все. Хана. Сгорела.

– Ладно, куда нам идти?

– Оденьтесь сначала.

– В это одеваться не будем.

Дверь закрылась, через несколько минут появился уже знакомый им капитан Неледин.

– Довольно шумно начинаете, молодые люди. Еще и не осмотрелись, а уже изволите бунтовать.

– Ты можешь с нами делать, что хочешь, сволочь, но в это нас не засунешь.

– Не больно сволочись, младший сержант. Заняться вами поручено мне. Боюсь, скоро икать начнете.

Через полчаса им все-таки принесли советскую форму – стираную и целую.