Но, вот, под ногами твердая почва, Терисия глаза распахнула и увидела темную комнату. В первое мгновение она приняла ее за хлев, в котором содержали до сожжения, но в помещении не было ни стойл, ни коров. Но была кровать. В очертаниях фигур на кровати Тери рассмотрела саму себя и тролля, срывающего бинты с ее груди. Сердце остановилось, девушка в ужасе попятилась назад, но Рихарда остановила ее за руку и не отпускала. Щелчком пальцев ведьма вдруг заставила картинку замереть, тролль и девушка застыли намертво в своих позах.
— Тери, милая, спокойнее, — сказала она, притягивая сопротивляющуюся девушку к себе в материнские объятья. — Тебе нечего бояться.
— Нет! Нет, нет, нет… — повторяла перепуганная Терисия, все еще вырываясь из хватки наставницы. — Я не буду на это смотреть! — она с усилием зажмурила глаза.
Ведьма, пользуясь возможностью, что подопечная перестала сопротивляться, наконец-то обняла ее.
— Что тебя так пугает? — шепотом спросила на ухо женщина. — Это ведь даже не самый большой узел.Предыдущий был куда сложнее, и ты с ним справилась.
— Я не буду на это смотреть, не буду! — повторяла Тери, держа глаза закрытыми. Дыхание девушки стало частым, она заметно нервничала, но намерения ведьмы завершить начатое никуда не исчезли. Она продолжала обнимать и утешать девушку и дальше, никакие мольбы и просьбы Терисии не действовали, и тогда Рихарда спокойно сообщила:
— Ничего страшного, Тери, ты можешь не смотреть, если не хочешь. Но мы должны развязать этот узел, обязаны очистить твою совесть и сердце полностью, чтобы ничего не мешало тебе и тянуло вниз, ко злу. — Ведьма нежно погладила светлые волосы подопечной. — С новым опытом, с освободившимися от чернотычувствами, ты должна заново пережить этот момент. Заново его почувствовать.
— Да зачем это… — Терисию с закрытыми глазами на полуслове оборвал щелчок.
Тролль и она из прошлого вновь задвигались на кровати, она с закрытыми глазами слышала, как просит короля монстров не трогать ее. Слышит рычание монстра, в котором с трудом угадываются слова, а потом чувствует на себе его прикосновения, словно лежит прямо там, на кровати. Девушка чувствует, как прежний страх перед близостью растворяется, Тери больше не боится соития. Вместо страха осталась пустота. Неожиданно, в противовес собственной пустоте, она ощутила новые, не свои эмоции, а именно страсть тролля, ослепляющий поток эмоций, разрывающих его изнутри. Девушка видит себя его глазами, хотя ее собственные плотно зажмурены: касаясь к нежной коже ее груди, он видит в ней собственное божество; он хочет поклоняться ей, ублажать, защищать, раствориться и потерять в ней самого себя навсегда, ведь все прочие чувства и желания, весь остальной мир, больше не существует.
Но вот Тери опять смотрит на короля троллей глазами себя прежней — и мир меркнет, теряет все краски; она ощущает полную пустоту внутри себя-пленницы, а на дне этой пустоты плещется религиозная ненависть к монстру как к адовому исчадию и страх своего грехопадения. Прежняя она так боялась вступать с «дьявольской» тварью в связь, так боялась согрешить и стать ведьмой, что не хотела видеть в нем ничего, кроме монстра. Не хотела понимать глубину его чувств и не признавала ее. Она слышит дрожащий голос тролля через призму своей всепоглощающей пустоты, и просто не осознает, какие ему усилия приходится делать над собой, чтобы разум взял верх над плотским порывом. Он боится причинить ей боль, унижается до извинений, которые не произносил ни одному живому существу.
А прежняя Терисия чувствует в этом только подвох, видит несуществующую поверку на преданность, а потому самозабвенно врет: «Я твоя вся и без остатка». Глупый король верит ей, предлагает уйти из замка, но девушка продолжает врать. В ней нет сострадания. Тери, слушающей ее фальшивые обещания, становится тошно от самой себя. Прежняя она упивалась властью над королем, издевалась над ним уже не для того только, чтобы спасти свою жизнь — ей просто это нравилось. Нравилось обманывать тролля, вверяющего в ее руки собственную жизнь.
— Мой король, я люблю тебя больше всего на свете. — Слыша свои собственные слова, Терисия не может сдержать слез. — Ты — все, чего я желаю.
Сцена близости с троллем, которую девушка чувствовала, но не видела, ощущалась еще острее и ярче вслепую. От осознания, что за каждым движением и поцелуем короля, стоит не просто удовлетворение похоти, а нечто большее, боль и муки совести в Тери усиливалась наравне с удовольствием. Она бы никогда не поверила, что кто-то может любить ее настолько сильно, если бы сама не почувствовала это. Но умножающееся чувство вины, усиливающееся страдание, душащие слезы начинали беспокоить девушку.
— Рихарда, зачем ты привела меня сюда? — спросила она наставницу, которая все время не отпускала ее руку. — Лучше бы мне не знать этих чувств. И этой боли. Разве не появится новый узел памяти?