Легенда о Пиросмани

Потом отнёс её в заднюю комнатку при лавке и рассыпал по полу.

– Зачем тебе эта балахи, чудак ты – человек? – недоумевал Димитри. – На что деньги изводишь?

– Давно в деревне не был, брат. Раскину её, лягу, приятно будет.

– Так у нас вся прибыль уйдёт! – бурчал Димитри.

– Ты что там ворчишь, дзмао? Мои деньги заплатил – не твои же. Ты лучше иди сюда, пока клиентов в лавке нет. Дай я тебя так нарисую, что обезьяннее тебя на свете не найдется… Садись сюда, смотри на свет…

Когда портрет был готов, Нико повернул его лицом к компаньону:

– Похож? Дарю от чистого сердца! Возьми домой, повесь на стену, пусть жена порадуется! Я и дочку твою нарисую, как-никак, крестница же моя.

Тот, взглянув на рисунок, вздрогнул:

– Нет, Нико. Ты не обижайся, будет лучше, если я оставлю его здесь. Ребёнок увидит – испугается. И ещё, хотел тебя попросить… ты это… моей жене больше не показывай свои рисунки. Она порядочная женщина, а ты ей голых женщин под нос суёшь…

* * *

Каким-то образом, скорее всего, не без участия Димитри, до Мирзаани дошли слухи о том, что у Нико есть собственная лавка в Тифлисе.

– Видишь, какое дело завёл мой брат. Говорят, вышел в богачи. – сообщила мужу новость Пепуца. – Давай-давай, собирайся. Поедем, навестим его. Может и нам что перепадёт по-родственному. Одной плоти и крови мы, как-никак.

Они, прихватив бурдюк кахетинского, отправились в Тифлис: вино наше – угощение ваше!

– Как ты возмужал, Никала. Царство небесное нашим родителям, не узнали бы тебя! Красивый стал, умный, богатый! А что не женился до сих пор? Ещё не встретил свою княгиню в таком большом городе? Грех холостым жить! Жизнь коротка. Надо и тебе след на земле оставить. Род наш Пиросманашвили продолжить.

– Мне свобода дороже, Пепуца. Не хочу быть птичкой в клетке.

Но сестра с мужем не унимались, и став часто наведываться в Тифлис, каждый раз говорили об одном и том же: о его деньгах и о женитьбе. И приглашали в Мирзаани…

В конце-концов, дождавшись весны, Нико приехал в родное село. И не с пустыми руками – с богатыми подарками и деньгами. Сестре он привёз швейную машину «Зингер» – эту диковинку в селе никто раньше в глаза не видывал. Пепуца растрезвонила во все колокола, что брат приехал строить новый дом, куда и приведёт вскоре молодую хозяйку.

Нико старался изо всех сил. Достал камень, известку, сам работал, месил цементный раствор и помогал каменщикам возводить стены. А потом, на удивление сельчан, привёз из Тифлиса настоящее кровельное железо – о таком те даже не слышали! И заказал мастерам из Сигнахи двери, окна, перила.

– Ай-да Никала, вот молодец какой! – делились известиями сельчане. – Дом построил самый лучший! Потом посадил ореховое дерево, огородил его, чтобы животное чужое ненароком не сломало. Говорит: «Вот примется, раскинет ветви, лягут под ним люди, вспомнят меня!»

– Пей, Никала, – Пепуца поднесла ему чашу вина. – Доброе вино. Из нашего марани… Тебе уже 37 лет, совсем скоро, не успеешь миску лобио съесть, будет 40, а ты ещё не женат. Всё рисуешь, как мальчишка! Тебе нужна жена! Умная, хозяйственная! Ты на красоту не смотри! Что красота? Сегодня есть – завтра уже нету! У нас есть здесь одна… хорошенькая, пухленькая… зато в постели не потеряешь… Я тебе её сосватаю. Тем более, что и дом ваш уже готов. И согласие её я получила. Будете жить в нём, детишек заведёте. Род наш продолжится! Вот пост закончится – так и сыграем свадьбу. Пошьём тебе белую чоху, купим кинжал…

– Это не для меня, сестра…

– Что не для тебя, Никала?

– Этот дом. Он мне ни к чему. Это вам нужен новый дом. Старый совсем ветхий стал. Вот соломенная кровля вся уже истлела…

– А как же ты, брат?

– Я буду смотреть на вас и радоваться!

Дом в деревне построили. Устроили пир. А Нико написал и подарил сестре картины, изображающие праздник: «Гости слушают тамаду», «Гости за столом», «Возвращение домой» и «Сона Горашвили играет на гармонии».

Он рисовал луну и звёзды, свадьбу, ангелов и осликов, а потом за ужином объявил сестре, что не может оставаться в деревне и уехал в Тифлис. Сказал, что хочет одного – рисовать, так как понял, что живопись – главное дело его жизни.

Итак, затея Пепуцы сосватать невесту для брата рухнула. Но родственники не унимались. Той же осенью 1899 года они высылают ему депешу:

«Дорогой брат Никала. У нас беда. Срочно приезжай. С деньгами!»

Он срочно выехал в Мирзаани, оставив лавку на попечении Димитри. Картина, которую он увидел, поразила его. Кахетию постиг сильный неурожай, вызванный засухой. Начался голод. Исхудавшие люди продавали скот за копейки, чтобы купить хлеба.

– Никала, спаситель ты наш! – причитала Пепуца, – На тебя одна надежда, брат! Спаси и сохрани!

– Ты не плач, сестра. Скажи, что мне делать? – не понимал он. – В Тифлис хотите переехать?

– Нет, Никала, как дом здесь оставить, хозяйство? Ты лучше вот что… если хочешь доброе дело сделать для нас, и для сельчан, начни торговать мукой. Мука сейчас ох как в Кахетии нужна, по цене золота пойдёт! Это выгодно! Не прогадаешь!

Нико, недолго думая, согласился. Вернулся в Тифлис, купил там целый фургон белой муки из Одессы.