– Я умираю от усталости! – сообщила она сестре, а взгляд её был вялый и оцепеневший, и смотрел в одну точку. – В зале было накурено и душно до дурноты! – она вновь повернула голову и бессильно взглянула на себя в зеркало. – Мне кажется, я сильно постарела за эти семь дней. И нервы мои окончательно истощены… К счастью, сегодня был прощальный концерт.
– C’est la vie. Ты приляг, Марго, – заботливо суетилась вокруг неё сестра, поправляя подушку на диване и помогая ей лечь повыше. – Я принесу мокрые полотенца и бутылочку коньяка. Отдохни немного, хоть четверть часа. А потом поедем в отель. Тебе надо поспать. А я начну собираться в дорогу. Жан заказал экипаж на завтрашний полдень.
– Merci beaucoup! Что бы я без тебя делала, Франсуаза? И ещё… поищи пузырёк с нюхательной солью, s’il te plaît. Ума не приложу, куда он запропастился…
Нико всё ещё сидел за столиком в ресторане и с напряжённым вниманием наблюдал из окна за его центральным входом. Некоторое время спустя он заметил, как подъехал фаэтон и вот – ОНА! Мадемуазель Маргарита! Сопровождаемая какой-то женщиной, они, облачённые в лёгкие манто, вышли из заведения и впорхнули в ожидавший их фаэтон. Кучер щёлкнул бичом и фаэтон двинулся с места.
«Я не могу её потерять! Мне надо узнать её адрес!» – повторял он самому себе. Он бросился вдогонку, однако лошадь бежала так проворно, что он вскоре выбился из сил: пока фаэтон петлял по улочкам, он ещё кое-как поспевал за ним, но вот он покатил по набережной, и Нико стал задыхаться и отставать. По счастью, было темно, и он, ни жив ни мёртв, рискнул вскочить на запятки так, словно всю свою жизнь служил выездным лакеем – чего только не учиняет любовь с человеком! Там, на запятках, он перевёл дух, радуясь собственной находчивости. Однако другое чувство, поселившееся в нём с недавнего времени, терзало его. И имя ему было – ревнивость! Оно убедило его не сомневаться, что фаэтон ЕГО «ангела» направляется сейчас в какое-нибудь укромное местечко, где её, прелестную актрису Маргариту, дожидается какой-нибудь таинственный молодой кавалер, с жаром аплодировавший актрисе. Однако, какое право имеет он, простой молочник, совать свой нос в ночную жизнь красавицы Маргариты? Но он полюбил её, полюбил всей душой, и был полон решимости проникнуть в одну из её тайн, и, если понадобится, защитить её от упрямых, докучливых и грязных помыслами обожателей.
Когда лошадь остановилась на Головинском проспекте, аккурат напротив недавно возведённого Александро-Невского военного собора, у гостиницы «Ориант», он понял, что напрасно тревожил себя дурными мыслями. Ведь ОНА, ЕГО «чистый ангел», здесь проживает.
Незаметно соскочив на землю, Нико испытал минутное замешательство.
– Подойти? – спрашивал он самого себя, но тут же задавался другим вопросом, – Но как? Без цветов? Нет, это не по-мужски! Так он никогда не поступит!
…Уже совсем стемнело от туч, и скрежещущий удар пронёсся по небесам. По иссохшей земле застучали дождевые капли и, наконец, хлынул ливень. Он хлестал по кронам деревьев, по крышам домов, фаэтонов и колясок, по булыжным мостовым. Потоки воды с шумом неслись вдоль тротуаров. Сквозь сверкающую пелену дождя пробивались тусклые лучи одинокой и равнодушной луны. Загулявшие допоздна девушки, приподнимая пышные юбки, со смехом пробегали мимо. Но Нико не замечал дождя. Он, подталкиваемый неведомой силой, куда-то шёл быстрым шагом и вскоре оказался в Харпухи, где упрямо стучался в старую деревянную дверь хромого на одну ногу садовника Нукри. Он знал, что на его заднем дворе цветут пышные клумбы роскошных роз, которые тот потом продавал на Мейдане. Помнил, что Нукри, как и его отец, был не просто букетчиком, а, прежде всего, очень хорошим садовником, умел своей заботливой рукой прививать и выращивать фруктовые деревья и разводить новые цветы.
– Кто там? – услышал он голос и в окне показалось заспанное лицо пожилого человека.
– Это Нико.
– Какой такой Нико – не знаю. Знаю, что ночь уже на дворе. Всем спать пора. Что тебе нужно?
– Цветы. Очень нужны. Сейчас.
– Цветы тоже спят, генацвале. Нельзя их тревожить. Приходи завтра, на рассвете. – но, увидев, что Нико очень расстроен, всё-же сжалился. Встал, отворил ему дверь, и, ступая шаркающими шагами, провёл гостя в свой тёмный притихший сад, умытый сильным дождём. Где, объяснившись в любви к выращенным им цветкам и попросив у них прощения, аккуратно их срезал большими садовыми ножницами и отдал странному ночному покупателю. Несколько очаровательных роз, обильно покрытых дождевой росой, крупных и душистых – за полтора рубля.
Видел бы эту сделку его компаньон Димитри! Да он бы насмерть убился, но никогда бы не отдал денег за цветы. Сказал бы ему: «Эй ты, градом побитый! На что такие деньги тратишь? На веник? Что? Это цветы? Какая разница, что цветы? Всё равно завтра в веник превратятся! Слушай, хочешь цветы – пойди нарви где-нибудь! Э-э-э, кацо, что тебе ещё сказать? Настоящий ты чокнутый! За полтора рубля целого ягнёнка купить можно в базарный день! Пир закатить!».