Тот самый представительный господин, который встречал гостей у входа, уже почти заканчивал свой доклад на трибуне, когда в зале появился Нико Пиросмани. Он опоздал, греясь в первых попавшихся по пути духанах своим любимым снадобьем, помогавшим и беде, и в радости… Ах, как же не хотелось ему идти сюда! Но он обещал, обещал хорошим людям. И сдержал слово, пришёл – сутулый и бледный, но красивый, с седой бородкой и усами, в пальто и чёрной шляпе, с шарфом на шее, и с тростью в руках. Его появление вызвало некоторое оживление, люди поворачивали головы – ведь о нём много слышали, о его творчестве спорили. Кое-кто, по профессиональному своему обыкновению, стал карандашом зарисовывать его портрет в свой блокнот.
Он сел и стал потихоньку осматриваться по сторонам. «Неужели в Тифлисе столько художников? Наверное, меня знают, раз не отводят глаз», – думал он. – «А я то никого из них не знаю!». Но радостная теплота разлилась по его телу, когда он увидел лица своих друзей, братьев Зданевичей – Кирилла и Ильи. Те смотрели на него и очень приветливо кивали головой.
Весь вечер он просидел, скрестив руки на груди и слушал. Слушал с огромным вниманием. А в глазах его блестел свет необъяснимой радости.
После доклада начались прения. Выступающие говорили о необходимости объединиться, о связи искусства с народной жизнью, о материальных и других нуждах творческих работников. Так продолжалось достаточно долго, пока на трибуну не вышел чванливый юнец, и попытался пронести свои анархистские лозунги об «очистительной роли искусства», о великой радости разрушения и о необходимости вышвырнуть на свалку истории весь этот старый хлам отживших свой век идей и предрассудков. «Кому сейчас, сегодня нужен Леонардо да Винчи? Скажите, кому?» – кричал он, размахивая кулаками и брызгая слюной. – «Только людям ограниченным, лишённым воображения!»
Народ неодобрительно затопал ногами и «оратора» без труда спихнули с трибуны. Но художники шумели, и председателю пришлось терпеливо звонить в свой колокольчик, чтобы наконец вновь установилась тишина.
В завершение всего, вдруг громогласно, на весь зал, раздалось совершенно неожиданное:
– Пиросмани, слово!
– Кому? – захваченный врасплох, переспросил председатель. Заявленного докладчика явно не было у него в программе.
– Пиросмани! Пусть скажет Пиросмани! Мы хотим, чтобы он тоже что-нибудь сказал… – раздавалось множество других, требовательных голосов.
Переглянувшись с членами президиума, председатель развел руками, как бы давая понять, что он вынужден подчиниться давлению общественности, и объявил:
– По просьбе присутствующих, и по настоятельной рекомендации художников Зданевичей, слово предоставляется господину Пиросманашвили, живописцу, живущему в нашем городе. К сожалению, многим из нас он до сих пор не известен, хотя о нём писали в петербургской и парижской прессе. Его творчество весьма разнообразно. Им разрисовано множество тифлисских духанов, подвалов и трактиров. На их стенах мы можем увидеть Кахетию, охоту, праздники, сам Тифлис и историю Грузии, царицу Тамар, Гиоргия Саакадзе, Шота Руставели. Особенно художнику удаются животные, звери и птицы, из которых хочется отметить «Оленя», «Льва» и «Жирафа». Господа Зданевичи считают, что его творчество заслуживает внимания… Итак, просим Николая Аслановича пожаловать сюда, к трибуне для выступающих…
Опираясь на трость, он медленно поднялся со своего кресла и выпрямившись, оглядел аплодирующий ему зал своими печальными глазами.
– Глупая привычка – хлопать в ладоши. – думал он, удивлённо оглядывая присутствующих. – Зачем? Зачем одна рука бьёт другую? За что? Что одна сделала другой? – недоумевал он. – Чтобы кому-то одному, то есть мне, раз я стою, а все они сидят, было приятно от этого шума? Нет! Благодарностью должна быть тишина. Только молчание может быть настоящим благодарением. А когда рука бьёт руку в твою честь, она может потом и тебя ударить. Сначала люди тебе хлопают, а потом они хлопнут и тебя самого…
Наконец наступила могильная тишина. Преодолев охватившее его сильнейшее волнение, он вытер капельки холодного пота и произнёс слабым голосом:
– Братья… Мне кажется… Мне кажется, что все мы сегодня говорим не о том… Вы спрашиваете, братья, что нам нужно – каждому из нас. Я вам скажу – что, потому что я много думал над этим… И раньше думал, и сегодня, когда сидел вот тут в углу… Братья! Посреди города, чтобы всем было близко, нам нужно построить большой деревянный дом, где бы мы могли собираться. Купим большой стол, большой самовар…
– Что это? О чём он толкует? О каком таком самоваре? – тихим шёпотом пронеслось по залу.