Легенда о Побратиме Смерти

Окаи услышал, как кнут подняли с пола, и приготовился. Лишь после первого удара он понял, что Премиан бил вполсилы, а этот новый точно мстил ему за что-то. На третьем ударе у него вырвался стон — это было еще позорнее, чем само наказание, но Окаи покрепче закусил кожаный ремешок, который держал во рту, и больше не издал ни звука. Кровь уже струилась по спине ручьем, скапливаясь у пояса. После пятого удара в зале воцарилась мертвая тишина. Гарган нарушил ее.

— Теперь, Премиан, ступайте и пишите вашему отцу. Отвяжите эту падаль.

Трое надирских мальчиков бросились к столбу и отвязали Окаи. Упав им на руки, он повернулся посмотреть, кто его бил, и сердце у него екнуло. Это был Дальш-чин из племени Летучих Коней.

Друзья отнесли Окаи в лазарет, где служитель помазал ему спину мазью и зашил самый глубокий рубец на плече. Дальш-чин пришел и стал рядом.

— Ты молодец, Окаи, — сказал он по-надирски. — Мое сердце преисполнено гордостью за тебя.

— Зачем тогда ты заставил меня закричать перед гайинами?

— Потому что он велел бы добавить еще пять, если бы ты молчал, и еще пять, и еще. Это было испытание воли, которое могло привести к твоей гибели.

— А ну, прекрати говорить на этой тарабарщине, — сказал служитель. — Ты знаешь, что это против правил, и я этого не потерплю!

Дальш-чин кивнул и положил руку на голову Окаи.

— У тебя храброе сердце, мальчик, — сказал он уже по-готирски и ушел.

— Двадцать ударов за то, что ты защищался, — сказал самый близкий друг Окаи Зен-ши. — Это несправедливо.

— Чего еще ждать от гайинов?

— Меня больше не шпыняют, — сказал Зен-ши. — Может быть, теперь нам всем лучше станет жить.

Окаи промолчал, зная, что его друга оставили в покое только потому, что Зен-ши служит у них на посылках, чистит им сапоги, кланяется и раболепствует. Когда над ним смеются, он только улыбается и кивает головой. Это печалило Окаи, но он ничего не мог поделать. Каждый сам выбирает свою судьбу. Его судьба — сопротивляться им всеми возможными способами и усваивать все, чему они могут научить. Зен-ши не имеет сил, чтобы следовать этим путем: для надира у него необычайно мягкий нрав.

После короткого отдыха в лазарете Окаи без посторонней помощи вернулся в свою комнату, которую делил с Лин-цзе. Этот юноша из племени Небесных Всадников был выше большинства надирских подростков, и лицо у него было квадратное, а углы глаз лишь слегка приподняты. Ходили слухи, что в нем течет гайинская кровь, но в лицо Лин-цзе этого никто не высказывал. Он отличался вспыльчивостью и злопамятностью.

— Я принес тебе еды и питья, Окаи, — сказал он. — И достал горного меда для твоих ран.

— Спасибо, брат, — ответил Окаи, как полагалось.

— Наши племена воюют, поэтому мы не может быть братьями. Но я уважаю твое мужество. — Лин-цзе поклонился и вернулся к своим занятиям.

Окаи лег ничком на узкую койку, перебарывая боль в исхлестанной спине.

— Да, теперь наши племена воюют, но когда-нибудь все надиры станут братьями, и нахлынут на гайинов, и сотрут их с лица земли.

— Хорошо бы. У тебя ведь завтра экзамен, верно?

— Да. Роль кавалерии в карательных походах.

— Давай я тебя поспрашиваю — это поможет тебе отвлечься от боли.

Талисман проснулся перед самым рассветом. Зусаи еще спала. Он тихо поднялся и вышел. Во дворе слепой священник-надир доставал воду из колодца. В предрассветных сумерках он казался моложе, и его бледное лицо было безмятежным.

— Хорошо ли ты спал, Талисман? — спросил он, когда тот подошел.

— Неплохо.

— И видел все те же сны?

— Мои сны касаются только меня, старик, и советую тебе запомнить мои слова, если ты желаешь дописать свой труд.

Священник поставил ведро и присел на край колодца, устремив бледные опаловые глаза на угасающую луну.

— Сны нельзя сохранить в тайне, Талисман, как бы мы ни старались. Они, точно угрызения совести, всегда просятся на свет. И значат они гораздо больше, чем мы полагаем. Ты сам скоро увидишь. Это место, где замыкается круг.

Священник отнес ведро к столу и стал медным черпаком наполнять глиняные манерки, висящие на веревках под навесом. Талисман пришел следом и сел.

— Чью историю ты пишешь?

— Большей частью чиадзе и надиров — но более всего меня занимает жизнь Ошикая. Ты знаешь, откуда взялось слово «надиры»?

— На южном языке «надир» — это «точка величайшей безнадежности», — пожал плечами Талисман.