Легенда о Побратиме Смерти

— Видите — их можно побить. Они такие же люди, как все. Мы вкусили их крови и вкусим еще больше. Когда они явятся сюда, чтобы разрушить святилище, мы остановим их. Ибо мы надиры, и наш день уже занимается. Это только начало. То, что случится здесь, войдет в наши предания. Рассказ о наших подвигах домчится на огненных крыльях до каждого надирского племени, до каждого селения и стана, и это приблизит приход Собирателя. Однажды мы придем под стены Гульготира, и город содрогнется, увидев нас. — Талисман медленно поднял правую руку, сжав пальцы в кулак. — Мы надиры! — выкрикнул он, и воины подхватили песнь:

Мы надиры,

Вечно юные,

Кровью писаны,

Сталью пытаны,

Победители!

— Прямо кровь в жилах стынет, — заметил Зибен.

— Он умный парень, — кивнул Друсс. — Он знает, какие испытания ждут впереди, и загодя внушает им гордость. Теперь они будут драться за него, как черти.

— Не знал, что ты понимаешь по-надирски!

— А тут и понимать нечего — и так ясно. Он послал Лин-цзе пустить врагу кровь. Одержать победу. Связать их воедино. Сейчас он, не иначе, говорит им, что все они герои и запросто выстоят против любого войска. Что-то в этом роде.

— И они выстоят?

— До первых потерь судить нельзя, поэт. Войско — это как меч. Нет смысла испытывать клинок, пока он не пройдет через огонь.

— Да, да, да, — нетерпеливо произнес Зибен, — но что ты думаешь, если оставить пышные сравнения в стороне? Ты знаешь людей, и я доверяю твоему суждению.

— Этих людей я не знаю. Ребята они, конечно, злые, но недисциплинированные, к тому же суеверные. У них нет героической истории, на которую они могли бы опереться в трудный час. Они никогда еще не побеждали готиров. Все зависит от первого дня битвы. Если мы переживем его, можешь спросить меня снова.

— Ох, как же ты мрачен сегодня, дружище. В чем дело?

— Это не моя война, поэт. Я ничего к ней не чувствую, понимаешь? Я дрался вместе с Ошикаем и знаю, что ему наплевать, какая участь постигнет его кости. Мы собираемся биться ни за что и ничего этим не достигнем, кто бы ни победил.

— А вот тут ты, пожалуй, ошибаешься, старый конь. Не зря они постоянно толкуют о Собирателе. Ты говоришь, что у них нет истории, на которую они могли бы опереться, — так, может быть, отсюда она и начнется? — Зибен подтянулся и сел на парапет, глядя на своего друга. — Да ты и сам это знаешь. Дело не в этом, правда? Есть другая причина, глубже.

Друсс с кривой улыбкой огладил свою черную бороду.

— Верно, есть. Они мне не по нраву, поэт, — вот и все. Нет у меня теплого чувства к этим кочевникам. Я не знаю, как они думают и что чувствуют, но одно знаю крепко: думают они не так, как мы.

— Но ведь Нуанг и Талисман тебе нравятся, а они оба надиры.

— Да, хоть я не понимаю, почему это так.

— Понять нетрудно, Друсс, — хмыкнул Зибен. — Ты дренай по рождению и воспитанию, а стало быть, стоишь выше прочих народов. Так ведь нас учат. Мы — просвещенные люди в мире, населенном дикарями. Тебе не составляло труда сражаться за вентрийцев, потому что они такие же, как мы, — круглоглазые и высокие, и боги у нас общие. Но надиры происходят от чиадзе, и нас с ними ничто не роднит. Мы как кошки и собаки. Или волки и львы, если тебе угодно. Но по-моему, ты заблуждаешься, полагая, что они думают и чувствуют не так, как мы. Просто они свои мысли и чувства проявляют по-другому. Их учили так, нас иначе.

— По-твоему, я такой узколобый? — возмутился Друсс.

— Конечно, узколобый — так тебя воспитали, — засмеялся Зибен. — Но ты хороший человек, Друсс, и это нисколько не влияет на твое поведение. Может, дренайские догмы и вбиты тебе в голову, но сердца они не затронули. Поэтому ты нигде не пропадешь.

Друсс успокоился, ему полегчало.

— Надеюсь, что ты прав. Мой дед был убийцей-душегубом; его злодейства до сих пор не дают мне покоя. Я всегда боялся стать виновным в таких делах. Всегда боялся стать на неправую сторону. Вентрийская война была справедливой — я в это верил, и это для меня много значило. Теперь страну возглавляет Горбен, а он самый великий человек из всех, кого я знал.

— Возможно, — с сомнением ответил Зибен. — История рассудит его лучше нас с тобой. Что же касается предстоящего, успокой свою совесть. Это святилище, и здесь лежат кости величайшего надирского героя. Все племена почитают это место. Солдаты же, которые идут сюда, служат безумному императору и собираются осквернить святыню с единственной целью унизить кочевников, поставить их на место. Исток знает, как я ненавижу насилие, но сейчас мы на правой стороне, Друсс. Клянусь небом, это так!

Друсс стиснул его за плечо.

— Ты заговорил прямо как воин, — широко ухмыльнулся он.

— Это потому, что враг еще не пришел. Когда они явятся, ищи меня в бочонке из-под муки.

— Так я тебе и поверил.