Легенда о проклятом воине (СИ)

— А я надеялся, потому что любишь меня…

Сердце бухнулось в грудную клетку, словно застигнутое врасплох. В этом я даже себе не признавалась!

— Не дави на меня… Я с тобой — разве этого мало? — мне стало неловко. Выбралась из кольца его рук, отодвигаясь на другой конец дивана, подтягивая колени к подбородку. Рубашку пришлось натянуть на бедра пониже. И всё равно она была сильно выше колен! Он молчал, не двигаясь с места и наблюдая за мной. Неловкая пауза затягивалась.

— Ты была когда–нибудь в Лесскане? Погода хорошая, мы могли бы прогуляться.

— Не была. Только… — я выразительно окинула взглядом его белую рубашку на себе, подарив недоуменный взгляд.

— Заодно и по магазинам пройдёмся. А с одеждой что–нибудь придумаем.

Нервно глажу голени. Что теперь будет со мной? Наверху я видела только одну спальню. Где я буду жить?

Он неспешно встал и куда–то вышел, оставив меня наедине со своими мыслями. А за окном тихо падал снег, в камине потрескивал огонь, даря ощущение уюта. В душе странным образом сочетались волнение и нехватка чего–то непонятного. Слышу мягкие шаги — я всегда поражалась, насколько тихой и мягкой походкой может обладать человек с такими немаленькими габаритами!

В руках у него был тонкий плед, который он просто положил рядом со мной. От камина было тепло, и я давно согрелась, ещё сидя в объятиях сероглазого воина. Но от пледа отказываться не стала — я не привыкла сидеть дома почти раздетой рядом с мужчиной. Это навевало неприятные ассоциации. С пледом стало гораздо комфортнее. Но самое главное — он сел не рядом, а опять в своё кресло! Расстроилась неожиданно сама для себя… И так же пришло осознание, чего конкретно мне не хватает — его тепла рядом. Остро.

Мы внимательно смотрели друг на друга. Я — настороженно, растерянно, упрямо. Он — чуть улыбаясь, азартно, но с нежностью. А затем игриво наклонил голову вбок, не отрывая взгляда. Да он заигрывал со мной! Я улыбнулась, демонстративно отвернувшись к окну. Каких усилий мне стоило, чтобы не посмотреть на него! Но я держалась, всё ещё чувствуя его взгляд на себе. Падает снежок — крупными хлопьями уже, а за окном виднеются дома. Интересно, а какой он — Лесскан?.. Тихая усмешка в полной тишине, разрываемой только треском поленьев. Он пересел сам. Но только пересел, не предпринимая больше никаких дальнейших действий. Сидела и я. Такая странная игра выходила, — но мне это нравилось! Нравилось, что меня воспринимают как человека, а не как живую куклу, — на равных! Не унижая, заботясь, оберегая.

На своей шее я ощутила тёплое дуновение, чуть всколыхнувшее подсохшие пряди волос. Вздрогнула, замерла, цепляясь взглядом за оконный пейзаж. А сердце бьётся сильнее, чаще — тук–тук, тук–тук…

Одно из поленьев в камине треснуло слишком громко, и снова тишина. И снова — напряжённое молчание. Только сдерживаю улыбку.

Обречённый вздох позади, он не выдерживает и притягивает меня к себе. А я и не сопротивляюсь, наслаждаясь его касаниями, едва не мурлыча.

— Проиграл! — счастливо произнесла я, с удовольствием опять устраиваясь в его объятиях.

Жан нежно поцеловал изгиб шеи сзади, медленно проходя носом по затылку, двигаясь к ушку. И неожиданно нежно прикусил мочку.

— Проигрыши порой бывают приятными, Кати… Иногда стоит уступить, чтобы получить желаемое.

— Так приятно быть желаемой… — мне льстило, что он оказывает мне внимание. И было немного даже страшно, что всё может закончиться!

Но он понял это по–своему, скользнув к груди, накрывая её большой, горячей ладонью. Поверх пледа.

Сначала я ничего не почувствовала. Точнее, не почувствовала ничего хорошего. Только замерла, сглотнув. Но вот его рука скользнула под плед, мягко, неторопливо и осторожно продвигаясь к тому месту, которое только что покинула. Ощущения стали ярче, — как и паника!

Спокойно, Кати, спокойно… Если не больно — значит, не страшно. Я напряглась всем телом, как перед броском. Его поглаживания и лёгкие массирующие движения неожиданно оказались приятными, — что для меня–то было в новинку! Как вообще это может быть приятным?! Но оно было. Не настолько сильно, чтобы получить удовольствие, но и не отталкивало своей грубостью. Жан вообще не был груб — никогда. А подсознание шептало: «Беги, беги, беги!..». Как и всегда.

— Моя девочка, моя Кати… — шептал он на ушко, чувственно целуя шею, и скользнул рукой под расстёгнутую уже до живота рубашку.

Мир опять начал двоиться… Прошлое накатывало волнами неприязни, и только контрастирующая разница между тем, что и как со мной делали тогда и сейчас, не давала панике овладеть разумом окончательно. Слишком много эмоций, слишком много страха. Убрала его руки, отодвинулась, села, ощутив ступнями дощатый пол из–под пледа. Стыдно… и панически страшно!

— Кати. Посмотри на меня, — тихий низкий голос.