Легенда о ретивом сердце

Их всех теснил боярский сын Ратко, в высоких грязных сапогах и замусоленном кафтане. Он был на целую голову выше других и ловко орудовал дубовым мечом. На самую переносицу сдвинута лисья, с потертым верхом шапка, лицо покраснело от злости.

— Дрожишь, земля, дрожишь? — спрашивал боярчонок простуженным голосом.— Пощады просишь?!

Это не было похоже на игру. Он хлопал то одного, то другого по бокам, сбивал шапки, и уже у многих на лбу вздувались шишки. Пядь за пядью ребята отступали.

— Всех вас с улицы выжму! — кричал победитель.— Моя улица и село мое! Черти провальные!

— Илейка идёт! Илейка! — обрадованно взвизгнул мальчишка в бараньем тулупе.— На подмогу!

Его возглас подхватили другие, загомонили, осмелев, лезли под самый меч Ратко.

— Иду! — откликнулся Илейка, вырывая у кого-то из рук палку.

В это время обозленный боярчонок так хватил большеглазого и большеухого мальчишку, что тот схватился за голову и побежал. Илейка вздрогнул: то ли испугался чего-то, то ли впервые понял, что всю жизнь у него будет бой крепок, брань лютая и сеча злая. Выставил руку, она будто одеревенела.

Ратко отскочил, втянул голову в плечи, белесые глаза его уставились на Илейку:

— Ты какого такого сопливого роду? Бей, ну, бей! — и вдруг заработал мечом с такой силой, с таким напором, что Илейка не выдержал, отступил на шаг, на два...— Бей, бей, бей! — повторял Ратко, не давая опомниться.— Растопчу, жук навозный, голь смердячья!

И под его натиском снова обратились в бегство дети — маленькое перепуганное стадо.

Илейка почувствовал боль в плече, «меч» его упал под ноги. Растерянно отступал, знал: никого рядом нет, все бросились врассыпную. Отступал до тех пор, пока не оказался прижатым к бревенчатой стене бани.

Ратко торжествовал. Он уже несколько раз больно хлопнул Илью но бокам, занес меч над головой. Илейка нагнулся, руки вцепились в тяжелое бревно. Поднял колоду над головой, крикнул:

— Зашибу!

Ратко замер, не знал, на что решиться,— то ли бить, то ли отступиться: побагровело лицо Илейки от напряжения, исчезли на нем редкие веснушки.

— Бросай меч, Ратко,— выдавил он и качнул бревном,— в землю вобью! Бросай меч!

Ратко метнул быстрым взглядом по сторонам, подумал минуту и бросил меч под ноги.

— Нечестно, нечестно! — зашипел он, вытирая со лба пот.— Уговору не было, топчи тебя тур!

Колода медленно сползла с рук Илейки, стала торчком и тяжело плюхнулась на землю. Илейка, широко улыбаясь, примирительно смотрел на боярчонка. Да разве мог он чувствовать зло, когда все вокруг светило такой ясной бирюзой и до самого края неба принадлежало ему, когда буйная радость входила в грудь, гудела в голове?!

— Ох ты, солнышко-колоколнышко!..

Набежавшие ребята изумленно ахнули, трое из них старались приподнять колоду, четвертый запел, прыгая на одной ноге:

...Валидуб, Валидуб,

Корнищами ножищи,

Сучьями ручищи...

Где пройдет Валидуб —

Черное корчевье...

— Ай да Илейка! Силища-то! Что, Ратко? Небось жила тонка, не кручена! Куда тебе — пуп сорвешь, чертополоху обопьешься. Молодец, Илья! Богатырь!

Стиснув зубы, стоял Ратко — насмешки, как розги, хлестали его по лицу. А Илья и впрямь почувствовал себя героем — широко расправил плечи, выставил грудь...

— Что мне... захочу — сосенку из земли вытащу...

— Да что сосенку,— продолжал возноситься Илья, словно кто его за язык тянул,— захочу — баню эту всю, как ость, подниму!

— Ка-а-ак? — вытаращили глаза ребята.

— А вот так! — отрезал И ломка. Он уже верил в свои слова, сияющий, поворачивался из стороны в сторону, ища глазами того, кто посмел бы усомниться.

— Сказал, подниму — и подниму.'

Белка метнулась по сосне в темную хвою, испуганно зачирикали воробьи.

— Ба-а-тюшки!

— Неужто поднимешь?

— Баню-то?

— Коли поднимешь, бери мою шапку! — выпалил Ратко.— Знатная лиса, и верх целехонький. Полгривны пебось стоит. Бона как ворса лоснится!

Ратко погладил шапку, будто в руках у него была живая лиса:

— Ласкова зверушка, так и щекочет...

Неторопливо повернулся Илейка к нему спиной. На какое-то мгновение стало страшно — стена бани пошла на него. Бревна тяжелые, покрытые зелеными лоскутами мха. Вот-вот навалятся на Илейку и задавят его своей сырой тяжестью. Судорожно вздохнул, чувствуя, как заныли вдруг мускулы и всплеснулось в груди сердце, словно камень бултыхнулся в воду. Подошел вплотную, приладился плечом к срубу, легонько шатнул. Загалдели, затоптались на месте мальчишки.

— Тащи, Илейка, тащи! Жми! Шапку у него отбери — он у меня намедни тетерю подстреленную отнял...

— Прошлым летом лукошко мое вытряхнул, грибы потоптал...

— А меня за волосы таскал и нос плющил.

— Забери шапку, чтоб Стрибог ему в уши надул, окаянному.

Баня не поддавалась. Ратко злорадно ухмылялся:

— Вот она, шапка-то горлатная! Не надеть тебе ее, жук навозный. Не видано от века, чтобы крестьянский сын, смердячье племя, носил бы такую шапку!