Легенда о ретивом сердце

— Вот она — оборотница! — увидела кошку красноногая, что гусыня, баба. — Пришла на ваших детушек! Ловите ее!

Перепуганная кошка метнулась на изгородь, оттуда на дерево. Толпа бросилась за ней так, что затрещала изгородь, стала раскачивать дерево.

Илейка будто очнулся, тревожно рванулось сердце, или это конь рванулся… У кого-то выпал из рук факел, зашипел в луже. Илейка схватил девушку за плечи, мгновенно перебросил ее через седло, поскакал во тьму, слыша за собой возгласы ужаса и проклятья, посылаемые вдогонку. Чувствовал пряный запах волос, видел искорки в глазах Синегоркн и ждал — вот-вот споткнется конь. Но конь не споткнулся, вынес их в ложбину, стал кружить по кустарнику, никак не мог остановиться.

— Зачем умыкнул меня? — спросила девушка, не отрывая взгляда. — На беду все…

По ее груди скатывались дождевые капли. Не успел ответить. Она скользнула на землю, мелькнула змейкой, миг — и пропала во мраке.

— Возьми нас шантан! Абага тенгри!(*дед бог! (печенеж.)) Хакан, хакан, тебя кличут, острые зубы, крепкие руки! Степной волк, хакан! Приди, хакан! Абага тенгри!

Жутью повеяло на Илейку от этого крика, будто волчица подала голос с кургана. На руках остался душный запах нагретой солнцем травы… Илейка почувствовал озноб во всем теле, слабость. Кое-как сдвинул коня с места, и тот тихо поплелся неизвестно куда. Дали светились зарницами, накрапывал дождь. Где-то за лесами глухо ворчал гром. Казалось, вот-вот появится она ~~ застынет зарница, и деревья поклонятся. Так ехал Илья около часа, когда впереди показалось человеческое жилье — небольшая полуземлянка, крытая тесом, с оконцем, заткнутым корою тополя. Рядом темнел сложенный из жердей сарай, запертый лыком. Опершись на копье, Илейка сполз с седла, спустился по ступенькам, постучал в дверь. Никто не отозвался. Стукнул посильнее. Дверь легко подалась. Вошел.

— Есть кто? — спросил, вглядываясь в темноту. Постоял немного, усилием воли поднялся к Буру, свел его в сарай, где тянуло промозглым сквозняком, и вернулся в жилище. Нащупав рукою покрытую шкурой лавку, улегся. Тут же сон сковал его веки.

Снилась родная изба в Карачарове, машущая ветками калина и детская зыбка. И он не знал, что так тихо раскачивается — калина за окном или он сам в зыбке той. Только было покойно и сладостно… Потом Илейка бежал, и свистели стрелы над головой. Трещали сучья под сапогами, ухало сердце. Еще мгновение — и враг настигнет его…

Илейка проснулся, но и наяву продолжало лезть в глаза несусветное: унылая мокрая глина, шершавый песок и лужи, лужи без конца. Поднялся, стащил с себя мокрую рубаху, но сапоги сиять не сумел, опять повалился па лавку, завернулся в шкуру. Без всякой связи вставали в памяти лица, какие-то странные деревья, отяжелевшие не то от плодов, не то от птиц; ярко светило жало копья и постепенно гасло. Потом пригрезилась Синегорка, но совсем другой, тихой и ласковой, как осеннее озеро, в котором не тонут желтые листья. Она была так близко!

Проснулся поздно. В полуземлянке было довольно уютно, тепло, пахла засунутая под кровлю душица. Круглая печь в углу, казалось, только что погасла. Илейка сбросил шкуру, облезлую, вытертую, сел на лавке. Голова все еще кружилась, в теле ощущалась слабость, но жара не было. Слегка поташнивало. Огляделся и увидел на столе краюху хлеба и вяленую рыбину. Протянул руку, чтобы взять, но остановился. Прямо на него смотрело черное лицо мертвеца. Перед кончиной он рвал на себе одежду, пока отравленные копья мора не пригвоздили его в углу, где он и застыл. Илейка остановился, рука его повисла в воздухе, и долго не мог отвести взгляда от черного рта. Почувствовал, как волосы начинают шевелиться. Где прячется этот мор? Каков он? Ведь стоило его поразить, как он принимал вид безобразного старика в саване с осколком косы в иссохшей руке. Су пул копьем в угол, под стол и под скамью… Потом взял хлеб и рыбину, положил за пазуху. Вышел.

Солнце не проглядывало, морщинистые лужи дышали холодом. Вывел коня из сарая, забрался в седло.

Илья был в небольшом селе, окруженном со всех сторон лесом. Бревенчатые избы и полуземлянки будто наперегонки взбегали на холм — кто выше. Только слабо дымящие костры из можжевельника напоминали о людях. Бессильно поднимались к небу жидкие дымки. Илейка поехал. Бездомная корова тыкалась мордой в калитку, две другие лежали поперек дороги. Много разного скарба валялось кругом: заступ, опрокинутое ведерко, сачок для ловли раков, чья-то беличьего меха шапка. Светили под плетнем голые желтые ноги мертвеца. Другой лежал в канаве, подломив руки, лицом в журчащий ручей. Трупы стали попадаться все чаще и чаще. Скрюченный смерд припал к земле, у плетня сидел юноша. Под ветлою согнулась женщина — сияли на руках браслеты из крученого стекла. Застигнутая мором, лежала мать, прижав к груди ребенка.