Легенда о рыцаре тайги. Юнгу звали Спартак<br />(Историко-приключенческие повести)

— Насколько я знаю, Советский Союз и Япония заключили в апреле прошлого года нейтралитет. А раз наши страны не воюют, то хотелось бы узнать ваши намерения относительно нас.

— Да, — нехотя ответил офицер, — Япония не воюет с Россией. Пока… Но поскольку вы оказались в зоне действия императорских войск, будете интернированы… — А теперь соблаговолите пройти со мной в деревню, если, конечно, от нее что-нибудь осталось.

Деревня догорала. Население, очевидно, пряталось в джунглях, оттуда время от времени слышалась стрельба. На пустынных улицах лежало несколько трупов островитян… Расхаживая между ними, японские десантники деловито складывали в корзины награбленную у туземцев провизию: кокосовые орехи, бананы, связанных за ноги кур, рыбу — и уносили все это на берег к шлюпкам.

В одном из трупов Спартак с ужасом узнал Бару, своего друга. Боль за него приглушила в юнге собственные страдания.

— За что убили Борю?.. — срывающимся голосом крикнул он офицеру. — Всех этих людей?.. Почему сожгли их дома? Что они вам сделали?

Японец посмотрел на него со снисходительной улыбочкой:

— Сколько вопросов! А ответ один. Это не люди, а дикари, бесполезная плесень земли. Как вы, мальчики, убиваете лягушек или ворон и не чувствуете себя преступниками, так и мы уничтожаем этих недочеловеков… Впрочем, всех мы не уничтожим, они будут работать на строительстве специального объекта.

Юнга, весь пылая от гнева, хотел крикнуть в это желтое ухмыляющееся лицо, что только фашисты могут сравнивать людей с лягушками, но он снова почувствовал на своем плече руку братана. Володя Шелест, который сам недавно едва удержался от резких слов японцу, сейчас урезонил младшего друга:

— Успокойся, Спарта… Ты же видишь, бесполезно с ним говорить.

Гостиница, стоявшая на отшибе, уцелела от огня. Здесь японский офицер, сопровождаемый двумя солдатами, устроил коперниковцам официальный допрос. Майор Сато — так он представился — присел к столу, усадил напротив себя Игоря Васильевича. Остальные устроились на нарах.

— Итак, господин капитан, расскажите еще раз, только, пожалуйста, подробнее, о гибели вашего судна. Уповаю на то, что вы будете говорить чистосердечно и искренне.

— Я не капитан.

— Вот как? С кем же имею честь?

— Судовой врач Кудрявцев. Капитан и большая часть экипажа погибли. Нас осталось только пятеро…

— Весьма прискорбно, но на войне как на войне… Так кто же потопил ваш пароход?

— Я уже вам говорил: неизвестная подводная лодка.

— Может быть, вы думаете, что японская? В указанном вами районе наших субмарин нет. Скорее всего, это были американцы или англичане.

— Не знаю. И вообще не вижу смысла продолжать нашу беседу… Прошу вас, господин Сато, по возможности скорее отправить нас на родину. А пока выделите нам, пожалуйста, лекарств.

— Все будет зависеть от вашего благоразумия и откровенности… Итак, вы говорите, что вас потопили американцы?

Допрос продолжался в том же духе. Спартак больше не слушал. Он устало вытянулся на нарах, закрыл глаза, а когда вновь открыл, первое, что он увидел, это маленькую человеческую фигурку, скорчившуюся под нарами в противоположном от Малявина углу хижины. Это была Тэн!

Как она оказалась в гостинице, неизвестно. Может, спряталась во время бомбежки, может, искала защиты у советских моряков… Сжавшись в комочек, она расширенными от страха глазами смотрела на японского офицера, сидевшего к ней боком.

Спартак еще не успел придумать ничего для спасения девочки, как вдруг она решилась покинуть свое убежище. Она выползла из-под нар и стала потихоньку пробираться к двери. Сато, не меняя позы, выхватил из кобуры пистолет, быстро передернул затвор.

Дальнейшее произошло в секунду. Подхваченный с постели какой-то неведомой властной силой, Спартак ринулся вперед, раскинув в стороны руки, закрывая собою Тэн.

— Не смей!

Возглас совпал с выстрелом. Юнга упал сначала на колени, потом ничком. Девочка с криком выскочила из хижины. Коперниковцы вскочили со своих мест, бросились к Спартаку. Доктор осторожно перевернул его на спину. Из угла рта мальчишки текла кровь, глаза мутнели…

Майор Сато, запинаясь, проговорил:

— Господа, я крайне сожалею… Инстинкт военного: стрелять во все движущееся. А юноша сам виноват…

Он осекся, увидев, как на него надвигается, сжав кулаки, Володя Шелест. Заклацали затворы арисак, под их защитой японец попятился к выходу и исчез.

Игорь Васильевич пытался нащупать пульс у Спартака. Потом вздохнул, закрыл ладонью его веки и прошептал:

— Бедный малыш! Недолго горела твоя свеча…

ЭПИЛОГ

Так и не добившись от коперниковцев нужных показаний, японцы отвезли их на свой корабль. Перед тем как сесть в шлюпку, моряки постояли у скалы — памятника пароходу «Коперник» и его команде. На серой шероховатой поверхности красной краской был нарисован якорь, перевитый канатом и увенчанный звездой, а ниже столбиком шли фамилии и инициалы погибших моряков. От дождей и морских туманов краска уже успела поблекнуть, но последняя строчка была свежей: «Малявин С., юнга».