Легенда о счастье. Стихи и проза русских художников

– Вот что, – говорю я Василию, – надо костер развести. Чайник повесим, чаю попьем. Калачи в корзинке достань, ватрушки, да фонарь надо зажечь. Я напишу это место… вон месяца серп вышел.

Василий взял топор и пошел в лес рядом за полянкой. Среди тишины позднего вечера слышен был стук топора, а на заводи ровно кричала выпь, точно кто дул в пустую бутылку.

Разложив складной мольберт, я достал холст и краски и пристроил фонарь. Василий тащил из лесу сухие деревца, складывал их у речки, подложил мозжуху – и костер запылал.

Темным силуэтом возвышался лес по обрыву, и красиво узорились ветви темных елей на фоне зеленого потухающего неба. Четко светил серп месяца, и было что-то таинственное в природе – какой-то далекий край, родной, отрадный…

Василий принес стакан чаю.

– Ну-ка, достань, – говорю я, – там коньяк есть, в чай немножко польем.

Василий живо пошел в палатку.

– Налей себе, а то что-то ты приуныл…

– Нет, я ничего. Конечно, у вас дело такое… картины сымать… – говорил Василий, отпив чай с блюдца, – по правде ежели сказать, место – ох, скушное, да и ведь и жутко…

– Чего ж жутко-то, ведь у нас ружье, револьвер…

– Да ведь кто знает…

– Ну, Василий, достань-ка колбасу, в кастрюльку ее – пожарим на костре, поедим горячего с хлебом.

– Это можно… – говорит Василий и бежит в палатку.

Лес совсем потемнел. Все изменилось. Я убрал палитру, кисти положил на траву около палатки, холст вставил в ящик. Думаю: «Как это днем покажется…» Люблю я писать ночью, но ошибаешься…

Только я потушил фонарь и хотел выйти из палатки, Василий смотрит на меня темными глазами и так серьезно говорит:

– Слышьте, зарядите ружье… Чего-то ходит недалече по бугру-то…

Я взял ружье, зарядил картечью и вышел. Мы оба слушаем. По той стороне в самом деле что-то потрескивает. Костер тускло освещает осыпь обрыва. Ясно слышу – кто-то лезет между сухими елями… Ничего не видно…

И опять полная тишина. Только кузнечики стрекочут за палаткой.

Мы сидим в палатке, едим колбасу, и оба смотрим в открытый полог, где темная ночь и краснеет догорающий костер.

– Ночью-то всегда есть это самое… – говорит Василий, – особливо в эдаких-то местах…

– Ну что «это самое»? – спрашиваю я. – Может, это заяц или барсук?

– Да кто его знает… – говорит Василий. – Ночью-то разные звери выходят из нор, которые ночные…

– Все, – говорю, – известны, все звери.

– Не… – сказал Василий, качнув головой, – есть которые невиданы, – оборотни есть… В ночную пору ходют… Я видел раз. Вот как крысы, а боле собаки, бурые…

– Где же это ты видал?

– Недалече от Москвы видал. Шел по дороге, а она бежит. Слышьте? – вдруг насторожился Василий.

Слышно было, как сбоку, где заворачивала река, ясно плеск воды, кто-то переплывал реку и вздыхал.

– Чего это??… Берите ружье скорей!

Мы оба вышли из палатки. Что-то забелело вдали.

Я подошел к костру и подбросил хворост. Костер осветил все вокруг. Вдали, на реке, как-то прыгая, шло к нам белое…

– Лошадь, – сказал Василий. – А может, и не лошадь.

Что-то неприятное было в этой прыгающей лошади. Она остановилась и издали смотрела на нас.

– Ишь, чего тут… – сказал Василий, – откуда лошадь? Стрельните разок, попугайте.

Я выстрелил из ружья вверх, и лошадь повернула и пропала в лесу.

– Ишь, чего тут есть… Да, тут уж не поспишь…

– Лошадь, – говорю я, – на ногах-то путы у нее, знать, отбилась, из «ночного» ушла.

– Да, да… – сказал Василий, покачав головой, – чего тут, Константин Лисеич, – место такое нашли… Пугает нас, значит, более ничего…

– Как пугает, да что ты, Василий?

– Эх, оно-то?… В лошадь обернет, а то во што хочешь.

– Что ты, Василий, сколько раз ты один в лесу ночевал, сам же мне рассказывал… и веришь в оборотней.

– Есть оборотни, есть… не говорите… Это не лошадь, да и место здесь дикое – горы, лес, ямы… Чего еще? Их здесь жительство…

Костер потухал. Я пошел в палатку и лег на постель.

– Ну, спите, – сказал Василий, – а я посижу… А то чего бы не было…

– Ерунда, ложись спать, Василий…

* * *

Я проснулся рано, чуть свет. Над обрывом, среди елей, розовели, как длинные ленты, утренние облака. Роса лежала на травке у леса. Вдали, над заводью реки, белой полосой тянулся туман.

Василия не было. «Искупаюсь, – думаю я, – вода теплая, все дно видно, песок». До чего хорошо, боже! Верхушки горы, лес, освещаемые солнцем. Непрестанно кукует кукушка, трещит коростель. Вижу снизу, с реки, по берегу, идет Василий с удочкой. В руках у него висит, блестя чешуей, рыба.

– У-у-у, – крикнул я пострашней.

Он остановился и опять пошел.

– Василий! – кричу я.

Он бежит ко мне и говорит:

– Ну, и рыбы здесь, что! Глядите-ка!

И он поднимает леща и голавлей. Рыба отблескивает всеми цветами на фоне густых елей леса.

– Может, это оборотни? – с улыбкою говорю я.

Василий смеется, как-то шипя, и пальцем поправляет усы.

– Да вот ведь чего. Ночью робь берет. А сейчас – все прошло. В ночи-то есть эта… нечисть. Верно, есть. Вона лошадь-то, тута. Эвона она. Ноги у нее спутаны, а ночью-то страшно. Заблудилась, что ль, кто знает? Сейчас костер подпалю, – говорит Василий. – Чай сготовлю.