Легенда о Шуте и Короле

— Каков наглец! — театрально возмутился Генрих и с хлюпаньем выпил бульон прямо из тарелки. — Надо ему голову отсечь. Как думаешь?

— Я бы не стал, — шут навалил на столе целую кучу костей.

— Это еще почему?

— Ну сам посуди: вот оттяпает палач ему голову, — на другом конце стола королева нарочито громко кашлянула.

— Я, вообще-то, ем.

Шут перешел на шепот.

— Предположим, назначим мы нового лесника. Пока он разберется, что к чему… Старый ему все расскажет, советом дельным поможет. Пускай сидит. А за сборщиков не переживай, я уже новых назначил, тебе остается только указ подписать.

Генрих подвинул тарелку с фаршированным овощами фазаном, налил вина себе и Прохору.

— Вообще-то так дела не делаются. Нужно позвать министра, советника, прочую знать и коллегиально решить, кто займет эти посты.

— Ты смеешься? — рыгнул шут и тут же извинился на иностранный манер. — Пардоньте. Да они сразу своих родственников прочить начнут, которые не отличат мухомор от подосиновика, бруснику от клюквы, а к пасеке вообще подойти побоятся. Они тебя ненароком отравят. Или специально. Мои люди надежные, я и на должность лесника смышленого малого нашел.

— Возмутится знать, — покачал головой сюзерен и хлебнул вина.

— Приди в себя! — Прохор вытер руки о скатерть и пощелкал пальцами перед носом у хозяина. — Ты — король! Как скажешь, так и будет. А начнут вякать — пригрози отправить всех на войну. Работает всегда, сам проверял.

— Какая война? Сплюнь, дурак! Спокойно все уже лет двадцать как. Ладно, уладим этот вопрос. Ты давай, иди к министру, и скажи ему, пусть назавтра собирает народ. Хвалить тебя будем прилюдно, заслужил. Изольда, — Генрих обратился к супруге, — опять мой шут отличился!

Та отвлеклась от поедания королевских креветок и обратила свое внимание на мужа.

— Дорогой, ты же знаешь, что я политикой не интересуюсь. У меня от нее мигрень и аллергия.

— У тебя на все аллергия, — отмахнулся король. — Вот точно я тебя лекарю покажу. Твои ночные кошмары мне покоя не дают. Кстати, сегодня их, похоже, не было. Не читала на ночь?

— Нет, — отрезала та.

— А почему тогда ко мне в покои не явилась?!

Изольда зарычала, словно собака.

— Ты мне дашь поесть?! Разговаривай со своим шутом, оставь меня в покое!

Она сполоснула ладони в специальной серебряной плошке и вытерла их салфеткой. Затем демонстративно встала из-за стола и покинула залу под пристальным взглядом Августейшего. Шут тоже закончил трапезу и теперь ждал хозяина, который только перешел к десерту.

— Не нравится мне все это, — нахмурился король. — Какая-то она нервная стала в последнее время.

— Может, государыня наша понесла? — предположил Прохор.

— Ты думаешь? — поднял взгляд сюзерен. — Интересно как? У нас, если откровенно говорить, близости еще ни разу не было, а это… Сколько же прошло-то?

Генрих откинулся на спинку стола и закатил глаза, потом поправил корону и стал загибать пальцы, но сбился со счета. Шут заскучал.

— Слышал я в детстве одну сказку, как некая особа обрюхатилась, когда к ней голубь в дом залетел. Непонятное зачатие называется. Может, с госпожой та же беда приключилась?

— Голубь, говоришь, прилетал? — нахмурился король. — Если узнаю что это за птица, он у меня с башни вылетит, — и с силой опустил кулаки на стол. Стоявшая тут же тарелка с яблоками подпрыгнула, а фрукты попадали на пол. — Слушай меня внимательно: тебе надлежит скрытно следить за моей женой и выяснить, нет ли у нее какой тайны.

Шут усмехнулся.

— Ты подозреваешь… — король кивнул, приподнял корону и промокнул платком лысину. — Значит, в голубя не веришь? Ну, не знаю. Мне нянька рассказывала, что в далеких странах в это все верят, а кто сомневается, того на кострах жгут, что наших ведьм. Правда, еще она утверждала, что все они дикари. Ладно, пойду я, мне еще к министру нужно, потом к изобретателю заскочить треба и еще пару мест посетить. Велеть музыкантам песнь хвалебную сложить в мою честь?

— Конечно! — Генрих отхлебнул вина. — Хоть так послушаю. Изольде они не нравятся, даже есть в тишине приходится. Чтобы я без тебя делал…

Прохор закинул в рот виноградину, встал из-за стола и протанцевал к выходу, звеня бубенцами. Уже скрывшись за позолоченными створами, он высунул голову в шутовском колпаке и спросил:

— А если все-таки голубь?

— Убью! — прошипел сюзерен.

* * *

Министр нашелся в своих покоях. Он сидел за большим круглым столом и играл в шахматы сам с собой. Его мундир, как всегда, был безупречно чист, медали начищены так, что слепили глаза. Пистоль на боку переливался изумрудами, а сабля, наверное, прикипела к ножнам, но тоже покоилась там, где и должно.