Легенда о Смерти

Приходские священники пробовали утешить ее в горе. Но все их усилия были напрасны. Напрасно они ее уговаривали, внушали ей, что, не смиряясь с потерей, мы кощунствуем, оскорбляем мертвых, — ничто не помогало.

Иногда посреди рыданий она начинала напевать колыбельные, с которыми некогда укачивала Ноэлика, когда он был малышом.

В конце концов ректор отвел ее в сторону и сказал ей:

— Послушайте, Грида, это не может больше продолжаться. Вы так неистово требуете себе сына. Хорошо, ответьте мне: вам хватит смелости перенести его вид, если вы окажетесь с ним лицом к лицу?

— О! Господин ректор, — воскликнула Грида с заблестевшими глазами, — если бы вы только сумели помочь мне увидеть его, хотя бы на минутку!..

— Я вам помогу. Но вы должны мне пообещать, что будете себя вести потом как истинная христианка, послушная Божьей воле.

— Я обещаю вам, все что захотите.

Вы, конечно, понимаете, что ректор из Динео знал, что делал.

Он договорился встретиться со своей прихожанкой на кладбище, у могилы юного клирика[41] с первым ударом полуночи.

— Еще одно слово, — добавил он, — вы не только увидите сына, но даже сможете говорить с ним, и он будет с вами разговаривать. Поклянитесь мне сейчас в том, что вы исполните в точности все, что бы он ни потребовал от вас.

— Клянусь Семью скорбями Пресвятой Богородицы![42]

С первым ударом полуночи Грида пришла на встречу. Она нашла священника, читавшего при свете луны по своей черной книге. Час пробил. Священник закрыл книгу, перекрестился и трижды назвал имя Ноэлика Ленна. На третий призыв могила приоткрылась, из нее появился Ноэлик в полный рост. Он был такой же, как при жизни, если бы только не глубокая тоска на лице и не землистый цвет кожи.

— Вот ваш сын, Грида, — сказал священник.

Грида лежала распростертая в ожидании на земле, за кустом дрока, посаженного ею у могилы. Услышав слова священника, она поднялась и направилась к сыну, протягивая к нему руки. Но он жестом остановил ее.

— Матушка, — произнес он, — мы не должны обнимать друг друга до Страшного суда.

Он наклонился, чтобы сорвать ветку дрока.

— Вы поклялись исполнить все, что бы я ни потребовал.

— Да, это так, я поклялась.

— Возьмите эту ветку и хлестните меня изо всех сил.

Бедная женщина отступила, задохнувшись от изумления и возмущения.

— Мне хлестать тебя! Хлестать моего сына, моего горячо любимого Ноэлика! А! Нет, никогда!

Мертвый заговорил снова:

— Вот именно потому, что вы слишком любили меня и никогда не нанесли мне не единого удара плеткой, вы должны это сделать сейчас. Только так я буду спасен.

— Что ж, если это нужно для твоего спасения, пусть будет так! — сказала Грида Ленн.

И она принялась его хлестать, но тихонько, едва касаясь тела сына.

— Сильнее, сильнее, — закричал он ей.

Она ударила сильней.

— Еще, еще сильнее! Или я погиб, погиб навсегда! — кричал Ноэлик.

Она стал бить с горячностью, с яростью. Кровь брызнула из тела сына. Но Ноэлик продолжал кричать:

— Смелее, матушка! Ну же, еще! Еще!

А тем временем часы на башне пробили последний, двенадцатый, удар.

— На сегодня все, — сказал мертвый Гриде, — но если вы дорожите мною, вы придете завтра в этот же час.

И он исчез в могиле, закрывшейся за ним.

Грида возвратилась к себе вместе со священником. Когда они шли, он спросил ее:

— Вы не заметили ничего особенного?

— Да, — ответила она, — мне показалось, что тело Ноэлика становилось тем светлее, чем больше я его хлестала.

— Да, это именно так, — ответил ректор. И он добавил: — Теперь, когда я вас соединил с сыном, вы можете обойтись без моей помощи. Постарайтесь только сохранить силы, чтобы дойти до конца.

И вот на следующий вечер Грида Ленн отправилась одна к могиле юноши. Все произошло так же, как накануне, только мать не вынуждала сына упрашивать себя — она хлестала его, хлестала до изнеможения.

— И все же этого еще недостаточно, — сказал ей Ноэлик, когда пробил двенадцатый удар. — Нужно, чтобы вы пришли в третий раз.

Она пришла.

— Матушка, — умолял юноша, — на этот раз сделайте это от всего сердца и изо всех сил!

Она принялась бить его с таким ожесточением, что пот лил с нее, как дождь в грозу, и кровь из тела Ноэлика разлеталась брызгами, как вода из лейки.

Под конец, почувствовав, что у нее немеет рука и прерывается дыхание, она закричала:

— Я не могу больше, мой бедный мальчик, я больше не могу!

— Нет, нет! Еще! Матушка, заклинаю вас! — слышала она голос своего ребенка, и такое было в нем отчаяние, что Грида обрела второе дыхание. В голове ее стоял гул, ноги подкашивались, но она собрала последние силы и ударила. И тотчас же упала навзничь.

Благодарение Богу! Этого последнего усилия оказалось достаточно!

Лежа на траве кладбища, она увидела, как тело сына, ставшее белым как снег, стало тихо подниматься в небо, как голубь, набирающий высоту. Когда он поднялся над нею, он сказал:

— Матушка, любя меня слишком сильно при моей жизни, оплакивая меня слишком горько после моей смерти, вы едва не лишили меня вечного блаженства. Чтобы я обрел спасение, вам пришлось пролить столько же моей крови, сколько слез вы пролили обо мне. Теперь мы квиты. Благодарю!