Легенда о Смерти

— Жан-Мари Кор, — сказал он ему, — скажи хотя бы, что тебе нужно.

Ах, друзья мои, никогда не окликайте мертвого! Это поистине чистая правда: услышав свое имя, призрак Жана-Мари Кора одним прыжком сорвался со скамьи, где сидел, и очутился в кровати рядом с братом. Бедный Ивон зарылся с головой в простыни. Так он ничего не видел. Но мертвый оседлал его, он сжимал ему бока своими острыми коленями. Это была страшная мука. Брат хотел кричать, но не мог, ему не хватало дыхания. Из горла его рвался хрип, словно воздух из дырявого кузнечного меха.

Уверяю вас, если кто и благословил восход солнца наутро после этой ночи, то это был мой брат, Ивон Ле Флем.

На рассвете мы увидели, как он входит к нам в дом, с искаженным лицом, на котором лежала печать смерти. Когда он попытался заговорить, ему перехватило горло. Он только и сказал: «Больше я не буду ночевать в доме Наик».

— Как же, — ответил наш отец шутливым тоном, — раз начав, надо продолжать.

И тогда Ивон рассказал ему, что произошло. Добрый старик сделался серьезным.

— Это потому, что на твоем брачном контракте нет подписи Бога, — заключил он.

Брат вернулся в дом Наик только после того, как все было устроено, как надо. И лучше бы он не входил туда никогда!

Ночной крикун

Ноэль Гарле был поденщиком из Бегарда. Он жил в поселке, но каждое утро ездил работать на фермы, иногда весьма отдаленные, а возвращался почти всегда очень поздно.

Случалось ему, и не раз, слышать зов ночного крикуна, но издали, так что он с ним никогда не встречался. Однако, когда заходила о нем речь, он говорил, что был бы не прочь увидеть его поближе и понять, как это он устроен.

И вот однажды ночью, когда он возвращался после работы, проходя мимо какого-то пригорка, поросшего колючим кустарником, он услышал, как ночной крикун завыл прямо ему в ухо: «У-y... у-у-у...»

Ноэль Гарле посмотрел кругом, но никого не увидел. Он пошел дальше через кустарник, не издавая ни звука. Он знал, что нехорошо отвечать хоппер-нозу (ночному крикуну).

А тот, прокричав, умолк, явно ожидая ответа Ноэля.

Ноэль ускорил шаг. Он почти прошел через пустошь, как позади него, на пригорке, голос хоппер-ноза стал жалобно причитать: «Ma мамм, ма мамм!» («Матушка моя, матушка моя!»)

Казалось, что это крик покинутого ребенка. Этот крик взволновал Ноэля до глубины души. И на этот раз он не удержался и ответил:

— Как! Бюгель-ноз (ночное дитя), и у тебя тоже есть мать?

Ноэль Гарле произнес эти слова, не думая о плохом, только потому, что ему стало жалко бедное существо, зовущее мать.

Но как только он произнес это, он увидел, как рядом с ним стал все выше и выше подниматься человек — такого огромного роста, что, казалось, головой он уходил в облака. Человек этот наклонялся к Ноэлю, и Ноэль видел его лицо, искаженное, как у младенца, плачем, а во рту мелкие и белые как снег младенческие зубки.

Ноэлю Гарле стало очень страшно: на всякий случай он перекрестился.

Гигантское существо сразу же исчезло, но сзади, в кустарнике, тот же голос — голос брошенного ребенка — залепетал:

— Да, да, да, да, и у меня тоже есть мама. У меня есть мама, как и у тебя!

Нельзя говорить плохо о мертвых

Один мельник из окрестностей Конкарно сказал обидные слова об одном умершем. И вот однажды, когда мельник точил свои жернова, внезапно перед ним появился этот покойник:

— Ты плохо говорил обо мне, мельник, мучной вор. Ты должен искупить свою несправедливость.

Мельник решил, что он может успокоить его, предложив ему хороший ужин.

— Согласен, — сказал тот, — но хватит ли у тебя хлеба, чтобы я наелся досыта?

— Я потрачу столько муки, сколько нужно, — ответил мельник.

И он приказал испечь двенадцать огромных хлебов. В назначенный час явился покойник и сел за стол, заставленный едой, рядом с мельником и его женой. Но он отказался от приготовленных блюд.

— В моем положении, единственная еда — это хлеб, — заявил он.

Ему подали первый каравай; он проглотил его в мгновение ока. То же самое было со вторым, третьим... Не прошло и пяти минут, как начался ужин, а уже оставалось всего два каравая.

— Господи Иисусе! — вскричала женщина. — Что он сделает с нами, когда и эти исчезнут?

В это мгновение служанку, которая их обслуживала, к счастью, осенило: готовясь нарезать одиннадцатый хлеб, она трижды перекрестила его ножом. Мертвец тотчас же вскочил со своего места и бросился к выходу, на пороге он обернулся и крикнул мельнику:

— Тебе повезло! Не будь этих трех крестных знамений, я научил бы тебя уважать мертвых.

Больше его никогда не видели.

Та, что стирала по ночам

Фанта Лезульк’х из Сен-Тремера, чтобы заработать несколько су, нанималась на поденную работу к окрестным фермерам. А потому своим хозяйством она могла заниматься только по вечерам. И вот одним таким вечером, вернувшись домой, она сказала себе: «Сегодня суббота, завтра воскресенье. Надо выстирать рубашки мужу и детям. Они успеют высохнуть к утренней мессе, ночь обещает быть теплой и ясной».

И в самом деле луна сияла ярко.