Легенда о Смерти

Матушка не могла поверить своим ушам. Хозяйка все же пригласила викария войти. Матушка проскользнула за ними в кухню. На раскатанном на столе матрасе лежал мертвый хозяин. На нем еще была его дневная одежда. Викарий окропил его святой водой и стал читать поминальные молитвы.

Когда он ушел, матушке приказали отправляться спать, поскольку готовились обмывать покойника. Кровать матушки стояла в комнатке внизу дома, от кухни ее отделяла тонкая деревянная перегородка. Не нужно вам и говорить, что спать матушка не имела ни малейшего желания. Она притворилась, что легла, и закрыла за собою дверцы. Но когда прошло немного времени, она снова поднялась в одной рубашке и приникла ухом к перегородке. В кухне оставались только вдова Уанна и две соседские старухи, которые обычно готовили покойников к погребению. Со двора слышались голоса людей, живших в доме и приходивших из ближних мест, чтобы провести ночь возле усопшего. Все спрашивали друг друга, как это мог умереть ни с того ни с сего такой крепкий мужчина. Это интересовало и мою мать. И очень скоро она все узнала, так как не пропустила ни словечка из рассказа фермерши старухам в кухне, пока они обмывали тело Уанна.

— Вы же знаете, — говорила фермерша, — ему всегда везло в торговле. И когда я увидела, что он возвращается с быками, я не удержалась от упрека. «Уанн, — сказала я ему, — на этот раз ты промахнулся». «Этот первый раз будет и последним», — ответил он. «Это уж как Богу угодно», — сказала я. Он странно так посмотрел на меня и говорит: «Скоро ты пожалеешь, когда увидишь, как быстро это станет угодно Богу, к тебе придет большое горе. Да, — продолжал он, немного помолчав, — первый раз, что мне не удалась торговля, будет и последним, потому что ярмарки на моем веку больше не будет. Завтра меня похоронят».

Я хотела сказать ему, что все это чепуха, но вдруг вспомнила странные слова, которые он мне когда-то говорил: «Первый, кого предупредят о моей смерти, буду я сам», он это часто повторял. Я смотрю, он такой разбитый, что меня страх взял — видать, получил он свой знак. И я спросила, вся дрожа: «Что же с тобой произошло сегодня утром?»

«Клянусь Богом, — сказал он, — мы спускались к Шатолену, когда вдруг быки, которые до этого шли мирно по дороге, остановились и принялись шумно храпеть. Потом один говорит другому, на своем бычьем языке: „Нас ведут в Шатолен? “ — „Да, — отвечает другой, — но этим же вечером нас приведут обратно в Ла Плэн“. Я поставил их на ярмарочной площади. Люди начали крутиться вокруг них, каждый говорил: „Отличная парочка телков“, но никто не спрашивал цены. Так было весь день. Долго я старался унять свое нетерпение, но когда увидел, что ярмарка опустела и наступил вечер, я не смог удержаться от проклятий. По правде, в этот момент, думаю, я отдал бы моих быков задаром, если бы только нашел того, кто бы их взял. И когда черный с серым бык начал рыть копытом землю, я ударил его ногой в брюхо. А он взглянул на меня краешком глаза, печально, и говорит мне: „Уанн, через два часа станет темно, а через четыре вы будете мертвы. Вернемся поскорее на ферму: вам надо приготовиться к покаянию, а нам — к завтрашней работе, нам везти вас на кладбище“».

Вот что рассказал мой муж, — добавила хозяйка, — другой бы разозлился на быка, а он был человек умный и последовал его совету. Вот и скончался не в канаве у большой дороги, словно животное, а в своем доме, при священнике и со Святыми Дарами, как добрый христианин.

— Упокой, Господи, его душу! — прошептали старушки.

Матушка перекрестилась и вернулась в кровать.

На следующий день быки потащили похоронные дроги в Бриё. Все это происходило незадолго до «Великой революции». Считают, что именно после нее быки больше не разговаривают, разве только в полночь накануне Рождества.

Булавки

Вы ведь знаете, что такое парадные чепцы, которые носят женщины в торжественных случаях в провинции Трегье и Коэло. И знаете, конечно, как загибают назад их концы — крылья, когда носят траур по кому-нибудь из родственников. Необходимо это представлять, чтобы понять вот такой знак.