Легенда о свободе. Буря над городом

– Глупец… – бросает Верховный, но уже не так уверенно. – Ты умрешь! – А в эти слова Эбонадо Атосааль вкладывает всю свою Силу. Они, подпитанные Даром Пророка, летят к Вирду, словно выпущенные стрелы – в сердце и в голову.

– Когда-нибудь. – Вирд тоже вкладывает в слова Силу Дара, Путь Пророка, не подавляемый оковами, и они становятся щитом на пути выпущенных в него стрел.

Заметил ли это Верховный, который уже собирался покинуть камеру Вирда? На самом пороге он обернулся:

– Я не видел, как ты умрешь, как не вижу в видениях ни одного оставленного тобой следа. Но сегодня я увижу твою смерть наяву, безо всяких видений. Нет смысла тянуть с этим дальше. Не такая уж и диковинка в наше время – владеющий не одним, а несколькими Путями Дара.

Дверь камеры затворилась с противным железным визгом. Сила внутри Вирда свернулась, сжалась в комочек, потухла… Вирд обмяк, сел на сырой, холодный, покрытый смердящей соломой пол, обхватил колени руками… «Ты умрешь! Ты умрешь!» Ты умрешь!..» И зарыдал…

Кем он был без своего Дара?.. Кто он?.. Всего лишь перепуганный мальчишка, пищащий от страха птенец?

Однажды он проснулся среди чужих, незнакомых людей. Врагов… Тогда он не знал, кто они… Тогда он ничего не знал… Ему было только семь лет, и он ничего не помнил.

– Ну что, проснулся? – склонился над ним смуглый худой человек. – Помнишь меня, мальчик?

Он не помнил… Он не знал, как зовут этого человека. Он даже своего имени не помнил! Было так страшно, будто он в полной темноте, окруженный восставшими из сна ужасами, и не понимает, куда бежать. Он – лист, оторванный от дерева. Ветер подхватил его и понес в неизвестность, а он даже не знает, от какого дерева его оторвали. Когда-то сильные, надежные и любящие руки подбрасывали его высоко-высоко, а затем ловили, не давая упасть, – и он летел! Но сейчас его подбросили слишком высоко, и он падал, земля была очень близко, скоро он расшибется об нее, а рук, что всегда подхватывали его, – не было. И он знал, что уже никогда и не будет.

– Как твое имя, мальчик? – говорит тот же человек, растягивая слова, и те звучали как-то странно… будто рычание неведомого зверя.

– Я не знаю… Я не помню… – Это его собственный голос? Такой тонкий, писклявый, жалобный?.. Все лицо и даже ворот рубахи мокрые от слез.

Смуглый оборачивается к своему спутнику, у которого кучерявая борода, огромный нос и кривые зубы, на голове повязка, а по лицу стекает пот. Здесь сильно печет солнце.

– Он, похоже, ничего не помнит!

– Это хорошо, – отвечает бородатый.

– Что будем с ним делать?

– Продадим его.

– Не стоит продавать его на общем рынке, любой узнает в нем тарийца.

Бородатый недоволен:

– Не убивать же его! Создатель не благоволит к тем, кто убивает детей! Да и Мудрец велел его продать – не убивать.

Он вздрогнул. О чем говорят эти люди?

– Продадим его к'Хаэлю Оргону – тот падок до всяких диковинок, владеет целой коллекцией. Только за то, что он тариец, Оргон отвалит нам неплохие деньги.

– Где мы?.. – вновь говорит он тонким и хныкающим голосом. «Как же меня зовут?»

Они не обращают на него внимания и продолжают свой разговор.

– Сделай на него Права. Пустые есть там, в одном из сундуков, – говорит бородатый.

Худой и смуглый роется в сундуке, достает оттуда небольшую коробочку, открывает, а затем вытаскивает из ножен на поясе большой страшный нож и приближается к нему. Он кричит от испуга, но человек с ножом только смеется, хватает его руку, сжимает больно ладонь и проводит по ней лезвием ножа.

Он пытается вырваться, но смуглый крепко держит его, от этой хватки ему больнее, чем от пореза. Человек с ножом давит на ладонь – и капли крови капают в коробочку, стекая в углубление и твердея, превращаясь в красный полупрозрачный шарик.

Смуглый наконец-то отпустил его руку, но вместо этого больно схватил за волосы, оттянув голову назад. Он плачет и кричит, но им все равно. Мучитель подносит к его лицу тот же острый блестящий нож.

«Я сейчас умру, – думает он, – и даже не узнаю, как меня зовут».

Но худой человек не режет его – просто отсекает прядь волос и кладет в коробочку, рядом с кровью. А он продолжает рыдать в голос, от страха, от боли: болит порезанная ладонь, сдавленная рука, потянутая шея и кожа на голове, от того, что его дернули за волосы.

Смуглый смеется и захлопывает коробочку.

– Теперь ты раб! Знаешь, кто это такой?

Он не знает. Он даже не знает, кем был… «Как меня зовут?»

– Какое имя написать? – вновь спрашивает у бородатого смуглый.

– Придумай любое… – Бородатый оборачивается, смотрит на него, хмурится и говорит, скривившись: – Пищит что птенец: назови его Рохо.

– Рохо так Рохо… – Худой начинает что-то царапать на крышке деревянной коробки.

Рохо сжался, свернулся в клубочек на дне повозки и старается не пищать…