Затем крестьянин вырыл яму, положил в неё Уленшпигеля и засыпал песком.
И патер произносил над могилой заупокойную молитву; все кругом преклонили колени. Вдруг под песком всё закопошилось, и Уленшпигель, чихая и стряхивая песок с волос, схватил патера за горло.
– Инквизитор! – закричал он. – Ты меня хоронишь живьём во время сна! Где Неле? Её тоже похоронили? Кто ты такой?
– Великий гёз вернулся на этот свет! – закричал патер. – Господи Владыка, спаси мою душу!
И он убежал, как олень от собак.
Неле подошла к Уленшпигелю.
– Поцелуй меня, голубка, – сказал он.
И он снова огляделся вокруг; крестьяне убежали вслед за священником, бросив на землю, чтоб легче бежать, лопату, стул и зонтик; бургомистр и старшины, зажав от страха уши, стонали, распростёртые на траве.
Подойдя, Уленшпигель встряхнул их.
– Разве возможно, – сказал он, – похоронить Уленшпигеля – дух, и Неле – сердце нашей матери Фландрии? И она может уснуть, но умереть – никогда. Пойдём, Неле.
И он ушёл с ней, распевая свою шестую песню. Но никто не знает, когда спел он последнюю.