Легенда о Вавилоне

Вообще, судя по дошедшим до наших дней текстам, действия богов были шумерам не очень понятны. Интересно, кстати, что постепенно эпические герои (в первую очередь Гильгамеш, но не он один) начали вступать с богами в конфликт, чаще всего безнадежный, но явно одобряемый авторами древних сочинений, или, по крайней мере, восхищающий их своей храброй наглостью.

Рассказ о гибели Аккада занимает в философском смысле положение промежуточное. Причины потери городом божеской милости по-прежнему неясны, а перипетии борьбы Нарам-Суэна — внука Саргона — с небесным предопределением удивляют своей внешней нелогичностью: царь сначала пробует перестроить храм Энлиля, дабы умилостивить непонятно чем разгневанное божество[115], но по ходу дела забывает о первоначальном намерении и переходит к богохульному разрушению «дома бога». В конце концов царь бесповоротно осуждается рассказчиком, а Аккад проклинается сонмом небесных богов и подвергается уничтожению. Текст этот историчен лишь отчасти и, по-видимому, является памятником историко-философской или религиозной мысли древних, нежели рассказом о реальных событиях.

Интересно, что в нем же содержится яркая картина жизни первого в истории человечества мегаполиса — прямого предшественника и Вавилона, и многочисленных городов будущего. Не лишившая еще город своей благосклонности, Инанна заботится о том, чтобы «в людных местах по праздникам бы толпились, вместе трапезу праздничную вкушали… словно птицы диковинные в небе чужеземцы вокруг сновали… обезьяны, слоны могучие, буйволы — звери невиданные — на улицах просторных друг друга толкали». Можно с заметной долей условности сказать, что если Урук — первый город-гигант, город-гегемон, то Аккад — это первая имперская столица человечества.

Судьба Аккада сходна с судьбой многих последовавших за ним империй, которые можно создать только с помощью оружия, но никогда нельзя одним лишь оружием удержать. Уже упоминалось о том, что даже могущественному Саргону пришлось в последние годы жизни сталкиваться с восстаниями и мятежами, из которых он, впрочем, вышел победителем. Как часто бывает, его потомки не были столь удачливы — или талантливы. Аккадская держава развалилась при ближайших наследниках Саргона, и после недолгого периода господства иноземцев — кочевников-кутиев — на ее территории образовалось несколько небольших государств, окружавших главнейшие города шумерской и мировой древности. Одним из них был расположенный на юге шумерский Ур[116].

К моменту последнего шумерского ренессанса — на рубеже III-II тыс. до н.э. — история Ура насчитывала не одно столетие. Город был славен и в досаргоновские времена, сохранил он свое значение и при аккадской династии[117]. Саргон, судя по всему, сумел поставить во главе урского храма — крупнейшего культового центра древней Месопотамии — свою дочь Энхедуанну. Интересно, что ей принадлежат дошедшие до нас религиозные гимны, имеющие при этом определенный геополитический подтекст[118], а также одно длинное сочинение. В нем жрица повествует о сложной политической борьбе, которую ей довелось вести в Уре, что, возможно, связано с катаклизмами последних лет правления Саргона. Так или иначе, в отличие от шумерских сочинений, создатели которых не считали нужным запечатлевать свои имена, авторство представительницы семитского правящего дома четко зафиксировано в отношении нескольких десятков текстов[119]. Поэтому Энхедуанна является первой известной истории писательницей человечества. Заметим, что, скорее всего, ее утверждение в Уре помогло городу на протяжении саргонского периода оставаться одним из важнейших культурно-религиозных центров Месопотамии, что отчасти предопределило его более позднее возвышение.

Нынешние познания об Уре получены благодаря совершенным в XX в. раскопкам, поэтому проецировать сегодняшние сведения об Уре времен знаменитой III династии на библейского автора совершенно невозможно. В его эпоху Ур уже был небольшим и весьма отдаленным от Палестины городом, в котором возносился к небу древний зиккурат, бывший, конечно, старше вавилонского, и, кроме того, возможно, оставались еще какие следы очень давнишнего могущества. Зиккурат, наверное, находился не в лучшем состоянии и вполне мог быть иллюстрацией легенды о разрушенной Башне. По крайней мере, это не кажется невероятным, особенно если состояние тогдашнего, собственно, вавилонского храма было заметно лучше (что, с учетом богатства и значения Вавилона на протяжении всего II тыс. до н.э., представляется почти очевидным). Память об Уре — прародине государств — сохранялась в позднемесопотамских источниках, и эти сведения могли быть известны Яхвисту. В соответствии с тогдашней геополитической логикой и прародитель иудеев должен был происходить из древнейшего из городов мира.